Неро, отдав команду, обернулся. Но Лунь Ву сзади уже не было, только на кожаном сидении лежала забытая ею золоченая зажигалка.
Тем временем под помостом тоже кипела работа. Лис и Шкипер, одетые в какие-то совершенно одинаковые облегающие кожаные комбинезоны, сидели у прибора, представлявшего собой портативный компьютер и нечто вроде осциллографа. От прибора тянулось несколько проводов, и их концы с датчиками опутывали змейками сидящего на пластиковой табуретке Медного.
Андрей прилетел в Париж накануне ночью и сразу же окунулся в таинственную работу. В Ле-Бурже его встретил полковник на неприметной белой машине, увез в какой-то загородный отель и стал морить голодом, пояснив, что для завтрашней операции организму надо очиститься. В итоге состояние Медного стало близким к похмелью – мир воспринимался легко, разъято, по фрагментам. Звуки и запахи окутали его плотным облаком и стали восприниматься совершенно по-иному, поэтому он совсем не удивился, увидев ДРУГИХ Лис и Шкипера. Когда он провожал их в аэропорту, они были веселыми, взбалмошными студентами, едущими в Париж на халяву, а теперь столкнулся к сосредоточенными, собранными, не проронившими ни единого лишнего слова бойцами Спецуправления – не хватало только тех «водолазных» костюмов, в которых они были на аэродроме! И сейчас Медный сидел, пытаясь нащупать какие-то образы из общего калейдоскопа памяти. Над его головой стучали о пластиковый помост голые пятки танцующих зиккр, и картинки кружились в голове такой же каруселью. Но ничего пока не складывалось.
В проем этой камеры под помостом, занавешенной пластиковой шторой заглянула запыхавшаяся от танца Мари Валисджанс. На нее уже была накинута розовая распашонка, впрочем, незастегнутая, а на виднеющейся груди белели остатки сливочного крема.
– Полиция. Начинают оцепление! Говорят, бомба, но это наверняка провокация. Надо уходить! – торопливо проговорила она по-французски.
И в этот момент что-то полыхнуло. Сиреневое сияние на миг обволокло крохотное помещение, и даже Валисджанс зажмурилась. В этот момент, вверху, над ними закручивалось в противовращении два кольца: одни танцевали вокруг помоста, другие – на помосте, – и эти гигантские колеса двигались под музыку джаз-банда.
Медный же отключился. Он видел эти колеса из смеющихся людей – из итальянцев, цветочниц, водителей автобусов. Видел так, будто поднялся над Парижем на высоту птичьего полета. Город пролетел под Медным, и Андрея потянуло за ленту Сены. А второй, параллельной картинкой, шла мрачная скальная стена, грубые, вырубленные в породе ступени, и женская фигура в плаще, поднимающаяся по ним, и ее выпяченный белый живот. Лестница длинна и высока, а женщина идет по ней и идет!..
Вслед за Валисджанс под помост заглянул полковник, одетый в куртку со стоячим воротником. Он бросил Лис и Шкиперу несколько слов. Те начали собирать аппаратуру.
– Уходим, быстро!
На площади творилось нечто невообразимое. Полицейские Калабри, гулко стукаясь щитами, наступали, но в них не летели ни камни, ни бутылки. Люди нехотя прекращали танцевать зиккр, а некоторые, особо веселые, надевали венки на полицейских. Ожерелья из фиалок на черно-синих шлемах с бронестеклами выглядели комично. Туристы возвращались к своим автобусам, оживленно разговаривая, цветочницы – к лоткам, а молодежь растекалась ручейками в разные стороны. Калабри, низенький, вспотевший и уже сорвавший с себя шлем, хрипло орал в мегафон, пытаясь организовать грамотный охват площади, но ему это плохо удавалось. Повар же погрузился в маленькую тележку-электрокар и, нещадно сигналя, двигался на ней сквозь толпу – полицейские не решались его останавливать.
