Государь Петр не корчил из себя высокоумного и чванливого аристократа, он был – свой, он веселился со своими голштинцами, как с равными, он пил и пел солдатские песни, тискал девок и потешался над женой, которая втихомолку спит со всей гвардией.
Но государь был коварно низложен. Он вовремя не разгадал измену. Братья Орловы и их приспешники взбаламутили гвардию. А гвардия – это молодые аристократы, надменные и бесстрашные, для них законный государь был почти врагом – ему не могли простить замирения с Пруссией, когда победа над ней была почти одержана.
На престол взошла женщина, бывшая принцесса крошечного немецкого княжества, которое и на карте-то без лупы не сыщешь. Женщина на троне – это же недоразумение, это отрицание всякого разумного порядка. И ладно бы какая-нибудь вдовая герцогиня, имеющая полторы сотни подданных, замок величиной с голландскую мельницу и две пушки для обороны – времен короля Шарлеманя. Та самая жена, которую государь Петр за все ее шалости и интриги собрался запереть в монастыре, дать ей развод и жениться на своей метреске Лизхен Воронцовой, опередила его и нанесла коварный удар. Вдруг оказалось, что чуть ли не вся армия – на ее стороне, что вельможи желают видеть ее на троне. Один только был в этой толпе порядочный человек, Никита Панин, который полагал, будто ей следует стать всего лишь регентшей при наследнике, Павле Петровиче, до его совершеннолетия, да Панина и слушать не стали.
Голштинцы потом уже сообразили – не обошлось в заговоре без французских и английских денег. Но это было уже потом.
Государя предупреждали! Он не верил, что жена отважится на бунт, и, уехав из столицы в Ораниенбаум, составлял там план военной кампании против датского короля. Выступить в поход он собирался в июне. И тут словно сам черт вмешался!
В черта мнимый Эрлих поневоле поверил – после тех событий. Все произошло стремительно и беспощадно. Неверная жена, исчезнув из Петергофа, вдруг объявилась в столице, во главе гвардии. Гвардейские полки пошли на Петергоф. Государь Петр вообразил, что сумеет защитить маленькую петергофскую крепость с одним отрядом голштинцев. Возможность вовремя уплыть в Кронштадт он упустил. А когда все же сел на суда со всем своим двором – было поздно, адмирал Талызин уже успел присягнуть неверной жене, интриганке и заговорщице.
Мнимый Эрлих случайно оказался в том отряде, но не уплыл в Кронштадт, потому что для всех не хватило места на судах. Для придворных дам хватило, для верных офицеров – нет. Он с друзьями ждал, как повернется дело, на берегу, и они уже были готовы при необходимости мчаться в Пруссию – там государь Петр мог найти защиту и поддержку. Но он в помутнении рассудка отправился в Ораниенбаум, где подписал отречение от престола.
Мнимый Эрлих в последний раз видел своего государя всходящим на судно и все новости принимал с определенным недоверием. Подписать отречение – сущее безумие, не попытаться хоть теперь бежать – безумие вдвойне, позволить увезти себя в Ропшу – предел безумия, и потому известие о случайной смерти государя в этой Ропше мнимый Эрлих сразу принял с большим сомнением. Он понимал – тут какая-то интрига, не помирают от геморроидальных колик. Яд или кинжал… Или же каземат, какой-нибудь Шлиссельбург или иной, еще хуже.
Когда большинство голштинцев вернули на родину, он остался в России – ждать. Что-то должно было произойти. Чем дольше ждал – тем менее верил в смерть государя Петра. Остались и другие голштинцы, почти без средств к существованию. О них вспомнили год спустя. Барон Беренд Рейнгольд фон Дельвиг, бывший гофмаршалом при государе Петре, пожелал служить в России и попросил себе полк. Мнимый Эрлих решил, что лучше всего ему будет служить под началом фон Дельвига. Эти просьбы высочайше удовлетворили, и он оказался в скучнейшей Лифляндии, сожравшей его лучшие годы. Из столицы долетали странные слухи – некто Мирович пытался освободить загадочного узника в Шлиссельбурге, за что и был казнен. В то же время случились в Курском уезде крестьянские волнения, и говорили, что подбил людишек к бунту государь Петр. Вскоре оказалось – самозванец, армянский купчишка. Потом явились еще два лже-Петра, в Нижегородской губернии и на Черниговщине. И еще, и еще! Одного, изловив, приговорили было к смертной казни, но захватившая престол злодейка его отчего-то помиловала и сослала в Нерчинск. Доехал ли, где оказался – Бог весть.
