– Пико?! Что ты здесь делаешь?
– Я увидел, что ты идешь сюда, и пошел за тобой.
– Но тебе нельзя на Ничейную пустошь!
– Почему? Тебе же можно.
На мгновение забыв о своей цели, о страхе и тревоге, Линн невольно залюбовалась Пико. В лучах холодного солнца его волосы казались бледно-золотыми, как трава под ее ногами. Глаза сияли нежностью. Сердце Линн затрепетало, как испуганный кролик.
– Зачем ты здесь? – спросила она, и Пико взял ее за руку.
– Я пришел за тобой. Я так давно хотел сказать тебе это. Ты мне нравишься, Линн.
Она облизнула пересохшие губы. Это все Ничейная пустошь обманывает ее. Но нет, как так может быть – ведь вот он Пико, и его золотисто-карие глаза, и его вылинявший черный камзол. Он держит ее за руку, и она чувствует, какая теплая и крепкая эта рука, всем существом ощущает прикосновение его пальцев.
– Почему же ты гулял с Эллен? Почему никогда не говорил мне об этом?
– Я думал, что не нравлюсь тебе. Ты всегда была такой сдержанной. Но я влюбился в тот самый миг, как увидел тебя, и с тех пор думал о тебе каждую минуту моей жизни.
Безумное счастье затопило Линн, настолько сильное, что она не могла ни ответить, ни пошевелиться. Этого не может быть, стучало у нее в голове, просто не может быть…
Но в этот миг Пико наклонился к ней и поцеловал в уголок губ. Это был самый робкий, самый нежный, самый бережный поцелуй на свете. Линн крепко сжала руку Пико, боясь, что сейчас умрет от счастья.
– Пойдем отсюда, – сказал Пико. – Пойдем со мной. Мы вместе уедем из Беррина, увидим мир…
«Да!» – хотела крикнуть Линн, готовая сию же минуту бежать за Пико, идти вместе с ним туда, куда он захочет. И видеть мир, и всегда быть вдвоем. Но сожаление тут же сжало ей сердце.
– Пико, я не могу. Я должна выручить братьев. Я обязательно пойду с тобой. Вот только найду синий мак, отнесу его Маррону, и тогда мы отправимся, куда скажешь!
Пико отпустил ее руку. Нет, пожалуйста, нет!..
– Или, – продолжала Линн через силу, через комок в горле, – или мы можем остаться в Беррине. Ведь можем? Разве ты бросишь свою семью, которая на тебя надеется? Разве я смогу бросить своего отца?
Пико молчал, и Линн чувствовала, как холод сковывает ее.
– Ты ведь сказал, что хочешь быть со мной! Разве ты не подождешь еще немного?!
– Прости, – сказал Пико. – Без всякой надежды я любил тебя долгие месяцы. Я не могу больше ждать, Линн.
И он растаял в тумане.
– Нет! Пико, постой!
Ни слова в ответ. Из-за подступивших слез Линн едва могла дышать. Пико никогда ей не принадлежал, а теперь она навек его потеряла. Но что толку плакать? Слезы не вернут Пико, а если бы и вернули, ее выбор останется прежним, и она снова потеряет его.
Всего этого не было, сказала она себе. Это просто морок Ничейной пустоши, которая хочет отвлечь ее, сбить с пути, заставить забыть о долге.
Линн двинулась дальше, но каждый шаг теперь давался ей с трудом, будто к ее ногам привязали тяжелые гири. Каждую секунду она надеялась снова услышать за собою шаги Пико.
Но вокруг стояла мертвая тишина.
Линн продвигалась вперед, упорная в поисках. Она давно проголодалась и устала, но вокруг ничего не менялось – лишь заиндевевшие травы поблескивали в лучах бледного солнца, едва пробивавшегося сквозь туман. Вечный холодный рассвет, застывший в одном мгновении. И ни единого признака маков.
И тут возникла музыка. Издалека донеслась едва слышная мелодия флейты. Она нарастала, и стало понятно, что играет целый оркестр: звуки флейты, арфы, бубна сливались в чудную мелодию, которая звучала чем громче, тем отвратительнее, словно по мере приближения что-то искажало, ломало ее. В конце концов музыка превратилась в самую настоящую какофонию: невидимые музыканты играли кто во что горазд, не сообразуясь ни с мелодией, ни с ритмом. Но на краю слуха, тихая, едва уловимая, звучала все та же волнующая, колдовская мелодия, которую слышала Линн с самого начала.
