Свинцовые семидесятые. Национал-большевизм в Европе - страница 2

– Другая, – уточнила она, – была намного старше меня.

Франческа уже тогда гораздо более критично настроена к MSI, чем когда-либо будет Валерио.

В конце семидесятых, когда всплеск политического насилия сделает невозможным поддержание этой двусмысленности, Альмиранте сможет выбрать только партию порядка и сохранения, пожертвовав повстанческими районами, которые сначала впадут в Черное движение, а затем, частично, в терроризм.

Это развилка, которую Франческа начинает мельком видеть после смерти Зиччиери, но все еще издалека. На данный момент он остается без колебаний в MSI. Перейдите к разделу Виа Ното, в двух шагах от Ачча Ларентия, одного из «народных» кварталов, которые составляют форпост для погружения MSI в социальные конфликты.

Валерио и Франческа в начале своей борьбы

В 1976 году был произведен первый арест во время митингов после убийства в Милане члена городского совета Энрико Педенови. Они застрелили его 29 апреля, чтобы отомстить за ранение молодого левого, Гаэтано Аморосо, который, в свою очередь, умрет 30 апреля. Убийцей был миланский фашист Жилберто Каваллини, который через несколько лет станет видным элементом NAR.

В тюрьме Франческе, которой за несколько дней до этого, 25 апреля, исполнилось семнадцать, осталось очень мало. В то время в тюрьме для несовершеннолетних не было ни одной женской секции. Они держат ее в Ребиббии, в разделе «гнездо», где содержатся матери, содержащиеся со своими младенцами, около десяти дней, затем судебный процесс и оправдательный приговор. Это не было бы драмой, если бы не то, что ее отец плохо воспринимает ее. Маршал Антонио Мамбро испытывает не злобу и даже не позор полицейского, который видит, как его дочь уводят в наручниках. Это отчаяние того, кто видит, что трагическое предсказание материализуется, приближается страшное несчастье.

Арест складывается из надписей против Франчески, которые теперь часто появляются на стенах квартала. Через некоторое время в дом полетят бомбы, целых три, одна за другой, поставленные на подоконник, – это не игрушки, а в квартире вертится Итало, десятилетний ребенок. Франческа понимает, что теперь представляет опасность для семьи, и предпочитает уйти сначала от друга, а затем от своего тогдашнего партнера, Дарио Педретти, известного имени в среде, только тогда формировавшейся «черной автономии».

«В 78-м, – вспоминает Франческа, – один коммунист оставил очень мощную бомбу на козырьке у окна столовой. Столовая, однако, поскольку наш дом был очень маленьким, к вечеру также становилась спальней для нас, я спала в ней, как и мои братья. Левые положили три бомбы на тот подоконник комнаты, где спали трое подростков и ребенок. В конце концов я предпочла уйти из дома, чтобы больше не подвергать опасности свою семью. Я никогда не испытывала внутренней ненависти к противнику, но то, что там, потому что я была правой, кто-то хотел взорвать мою семью, моего брата Итало, которому было десять лет, я просто не могла понять этого. Конечно, будет сказано, что некоторые праваки ставили бомбы в общественных местах, убивая простых людей, которые не были виноваты. Но если это правда, что, кажется, говорят расследования, это были не правые, а сумасшедшие нацисты, которых я не хочу защищать. Но мы не были такими. Эта история об истреблении целых семей, включая детей, как это произошло в Примавалле, как это должно было случиться в моем доме, или как это могло произойти в доме Валерио, где после пяти взрывов мать спала с огнетушителем рядом, вот этот разгул тогдашней ненависти я никогда не принимала, и я не думаю, что когда-либо смогла бы принять. Даже сегодня я не могу сказать, почему две противоположные силы – левые и правые – были такими разными, но они были. Возможно, потому, что мы в какой-то степени восхищались некоторыми вещами, которые делали коммунисты, в то время как они просто презирали нас: радикально, полностью, считая нас низшими существами.»