Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии - страница 9

Глаза у мудреца в голове, то есть на своем месте; это оборот, подобный выражению «руки из плеч», – глаза там, где им положено быть, и мудрец пользуется ими соответственно: «обращая внимание на начало некоего действия, мудрец знает, к чему оно приведет и что будет в конце» (Когелет раба. 2. 16). В рамках традиционного рассуждения о сущем и не сущем святитель Григорий Нисский рассуждает о разнице между мудрым и глупым: «Этим примером (то есть параллелью между мудростью и светом и глупостью и тьмой) Екклесиаст показывает, что порочность не существует сама по себе, но составляется лишением добра… умопредставляемое же противоположным доброму по своей природе не существует… И порочность есть лишение сущего, а не бытие. Потому разница как между светом и тьмою, так между мудростью и безумием одинакова» (Точное истолкование Екклесиаста Соломонова, Беседа 5).

Есть одно «но», которое, с точки зрения Соломона, обесценивает все различия и достижения, – смерть. Это регулярный рефрен книги, все поверяется именно смертью. Мудрость тщетна не сама по себе – то есть Соломон все-таки не крайний нигилист, подвергающий сомнению всякую первооснову мира и социума, отнюдь. Скорее, он – отец экзистенциализма, и для него опыт смерти деноминирует все человеческое. Потому он и заявляет об отсутствии разницы между глупцом и мудрецом и даже о преимуществе глупца, которому неведом экзистенциальный ужас, ввиду его включенности в витальное «сейчас». Отсюда и сокрушение автора – к чему же я сделался очень мудрым?

Так же в оценке жизни человека важна для автора тема памяти. Ей будет посвящено отдельное повествование с рядом красочных примеров, сейчас лишь заметим, что ни иудейские, ни христианские комментаторы не соглашаются с прямым смыслом данного отрывка. Классик иудейской мысли Раши настаивает на переносном смысле, так как не может допустить общую участь праведного мудреца и грешного глупца: «И я подумал – то есть, раз оба умрут, есть опасность помыслить, что меня ожидает тот же конец, что и злодея. А если так, зачем же мне тогда быть более праведным?» С ним солидарен Григорий Неокесарийский – «мудрый же никогда не имеет одинакового конца с глупым» (Переложение Екклесиаста, 2. 16).

Второй фрагмент посвящен пути деятельному – трудам Соломона, в которых он преуспел так же, как в пути постижения созерцательного.

И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все – суета и томление духа! И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это – суета! (Еккл. 2:17–19).

Вот она, проблема всякого интеллектуала, детально описанная Соломоном, – неумение пребывать в «сейчас». Описанные несколькими стихами ранее «глаза в голове» мудреца так и тянутся заглянуть за горизонт, увидеть, что будет дальше, после нынешнего момента наслаждения, радости и покоя. С одной стороны – это благой навык, позволяющий мудрому человеку не прельститься сиюминутной притягательностью греха. Именно умение абстрагироваться от удовольствия, предлагаемого сейчас, и увидеть поле его последствий позволяет мудрецу оставаться на пути праведности. Но вторая сторона медали – неумение насладиться негреховным благом, отравив его размышлениями о конечности, обесценив грядущим страданием и смертью.