Свобода печали - страница 16



Наблюдать, как ярость небес губит парус отплытий,
Завершать тетраграммус столикий.

10 марта 1991

* * *
Перечти от Омеги до Альфы – начало конца,
Там, где тени сознанья, как мокрые простыни плещут,
Первым скрипкам зачтется горячая тяжесть свинца
И сплетенные корни, зажавшие горло, как клещи.
Только сняли печать – и нарушился строй кораблей,
И всплакнули в окне голубиные глазки бегоний,
Камышовые дудки в раскате апрельских полей
Повторили неверно барочную скорбь Альбиони.
И уже не понять серебристой геральдики снов,
Кто есть Альфа и Бета в недуге бесовских мистерий,
Под зеркальным прицелом направленных в небо мостов
Аспириново тает струна всенародных истерик.

6 апреля 1991

* * *

Выпрошенный у Бога крест – самый тяжелый…

Столько брести и споткнуться о запах жилья,
Словно о нитку льняную бездумных весталок,
В пыльном краю, где, наверное, новый Илья
Сиднем сидит тридцать лет и три года – вдобавок.
Так обольститься посулом житейской кирзы,
Равноугольным пространством заполненной соты,
Где вечерами экран, словно ласка гюрзы,
Страхом разит богоизбранный ум идиота.
О, западание клавиш, о, тяжба земель!
Прах землемеров в прогнивших шинелях пехоты.
Вся деревенская мудрость запечных емель,
Коим идти в никуда нипочем не охота.
Всех теть Маш, раздобывших в обед молока,
Всех дядь Гриш, обожателей темного пива,
Чья бессловесная даль так пуста и легка,
Как и октябрь девяносто второго налива…
И перемены себе отлежали бока,
Долготерпенье сварилось вкрутую в водице…
Только вздыхаешь. И дверь запираешь пока,
Тихо попросишь кого-то, чтоб вновь возвратиться.

16 октября 1994

* * *
За величье страха у нищей плошки,
Суетливую тайнопись приговоров,
За смиренность спин над бесхлебной сошкой
Азм воздастся тебе все одно – не скоро.
И покуда уходит свет, разжижая силы,
В поминальный сумрак у изголовий,
Не дари сей крест, отведи, помилуй,
Плотоядный ужас твоих Любовей.

17 октября 1991

* * *
Раскинула карты – разлуки
Метнулась несчастная тень.
В ковчег твой, не знающий муки,
В души миротворную сень.
Отныне не видел, не помнил
Мой облик – раз выжжен дотла,
Печальный, плачевный садовник,
Познавший судьбы удила.
За сладким посулом о небе
И царстве полуденной тьмы
Свершали степные набеги
Твои беспокойные сны.
Но что мне на картах – разлуки
Червонная, звонкая масть –
Цвет горькой, сердечной науки
С пронзающим именем – страсть,
Когда у твоей колыбели
В дрожании светлых ресниц
Люблю лишь погасшие тени –
Как выходцы здешних больниц.

Марина Мнишек

(отрывок из поэмы)

А злая жена его, Марина, безбожница,

Сорокою обернулась и из палат она вылетела

(Из народной песни)
1
Ясновельможная панна. Бунтарская кровь.
В ноги тебе, словно шкура, положена Польша,
Не оттого ль так надменно изломана бровь,
Что пожелала страны величавей и больше?
Повелевала мужами движеньем перста,
Но, равнодушно взирая на страсти стихию,
Гордо расправив точеный и царственный стан,
Синие очи вперяла на Кремль Московии.
Молодость – прочь! – не сокровище. Погружена
В пропасть ума, нарушавшим чужие границы.
Всем оборванцам отныне и вечно – жена,
Душу меняла на трон у лихих проходимцев…
2
Тише, полячка, погубит гордыня тебя,
Слышишь, Марина, смени по дороге коня!
Власть незаконная только имеет крыло,
Тяжесть короны навеки сломает его.
Руки – две трепетных птицы в мерцанье свечи,
Мысли, что обруч вкруг лба, на пороге ночи, –
Знала ли ты, как грубы и страшны топоры
Темной Московии – взятой обманом страны?
Все потеряешь, шагнув за последний предел,