Из меня вырывается стон, когда Тихомиров тормозит на светофоре. Он оборачивается. Поднимает защитное стекло.
– Что там у тебя?
Смотрю на то, как из ранок начинает течь кровь. Перед глазами ненадолго темнеет. Рус прослеживает мой взгляд и матерится.
Заезжаем в карман возле остановки. Тихомиров соскакивает со своего железного монстра и присаживается возле моих ног. Меня окунает в волнение и дрожь.
– Твою мать, где ты так? – аккуратно проводит большим пальцем по поврежденной коже, от чего в крови поднимается уровень кортизола.
– Это все ты виноват. Ты же меня потащил сюда, – ничего не могу поделать с обидой, которая сочится в моем голосе, – втянул меня куда-то. Что значит через неделю тем же составом, Рус?
Толкаю его в плечо. Он шипит и дергается подальше от меня.
– Не думай пока об этом. Твою ж…
Тихомиров встает во весь свой высоченный рост и осматривается по сторонам. Мне приходится задирать голову, чтобы видеть его лицо. Он недоволен. Губы плотно сжаты, и все тело напряжено.
– Поехали уже, я сама со своими коленками разберусь, – цежу сквозь зубы.
Но Рус снова врубает игнор на полную катушку. Мимо нас пролетают машины. Прохожие никак не реагируют на девушку и на грозного байкера.
Все спешат по своим делам и нам это только на руку.
– Аптека, – вырывает из панических мыслей Рус, – я ща.
Исчезает за неприметной дверью и возвращается с какими-то коробочками и бутыльками.
– Жизнью мне будешь обязана, сводная.
– Я не сводная. Наши родители развелись, – зачем-то противоречу ему.
Рус поднимает на меня взгляд, полный сочувствия. А я не понимаю, с чего вдруг…
– Уверена?
Язык прилипает к небу.
– В чем? – с трудом проталкиваю слова.
– В том, что развелись, – усмехается Рус, – ты же как-то попала в нашу академию, свод-ная.
Эти слова что-то задевают в душе. Погружаюсь в мысли, но из задумчивости выдергивает Рус.
Присаживается у моих ног и отвинчивает крышку перекиси. Напрягаюсь в ожидании привычного пощипывания. Сводный поднимает мою ногу и кладет к себе на колено. Щедро льет на место где рана. Шиплю.
Тихомиров бросает на меня быстрый взгляд. Наклоняется ниже и дует в то место, где пенится перекись.
Я таращусь на его темную макушку. Надо же…а он даже умеет себя вести нормально. Как человек, а не как раненый зверь, который пытается постоянно кого-то укусить.
Чаще всего меня.
– Пластырь держи, – вручает мне коробочку, и начинает ржать.
Толкаю его в плечо, но так, чтоб он не грохнулся на пятую точку.
– Что смешного, Рус? – возмущенно спрашиваю.
– Да так…, – голубые глаза опасно сужаются, – что подумают о нашей новенькой, когда она вернется откуда-то со стертыми в кровь коленками?
До меня доходит смысл сказанного. Щеки вспыхивают от смущения.
Сволочь!
Беру свои слова обратно. Рус не человек. Он скотина!
Соскакиваю с байка и отталкиваю Тихомирова. Он поднимается на ноги, пронзает меня злым и колючим взглядом.
– Гад, – толкаю его в грудь, – какой же ты гад, Руслан!
Ору на всю улицу и не забочусь о том, что меня кто-то услышит. Мне обидно! Обидно, что он не считает меня за человека. Пытается унизить и оскорбить.
Он пытается меня перехватить за руку, но я вырываюсь.
– Посади свою задницу на байк, – орет в ответ Тихомиров.
Привлекая внимание прохожих.
– Отвали! Иначе я сейчас заору, что ты пытаешься меня похитить, – зло цежу сквозь стиснутые зубы, – сама доеду!
Резко разворачиваюсь, но тут же лечу обратно. Натыкаюсь на спину Руса. Весь воздух вышибает из легких.
