― Кто звонит и чего надо? ― на весь салон раздается недовольный, но легко узнаваемый картавый голос. Судя по всему, сонный. Дрыхнет еще? Спросонья не продуплился или зазнался? Раз своих не узнает.
А, да. У меня ж номер давно другой.
― Борзый, живой? ― приветствую старого знакомого, выруливая к заднему двору родного дома. Решил совместить приятное с полезным и заехать к матери: проведать, а заодно шмотки старые прихватить. Приехал-то, считай, налегке. ― Надо же. Думал, ты давно ноги двинул.
― Крест, ты че ль? Во дела. Уж по кому похоронка плачет, так это по тебе. Как исчез с переломанными костями, так два года ни слуху, ни духу.
Исчез. И, будем честны, мое отсутствие мало кто заметил. Включая Борзого. Не тот это кореш, которому вечерком звякнешь и будешь за жизнь перетирать.
Как выяснилось после той аварии, друзей у меня вообще никогда не было, потому что ни одна собака в больницу не пришла проведать без пяти минут инвалида.
― Как исчез, так и вернулся. И снова в строю. Ты еще общаешься с теми, кто организовывает ночные заезды или вышел из игры?
― Обижаешь. Я всегда в строю. Правда шмонают нас в последнее время люто.
― Вообще похрен. Маякни, как назреет что-нибудь интересное. Я на какое-то время задержусь в городе.
― Добро.
― Тогда на созвоне, ― сбрасываю вызов, глуша попутно и двигатель. Прибыли.
Родные пенаты, отчий дом, логово разведенки ― хрен знает как теперь называть это место. И вот вроде бы ничего внешне не изменилось, коттедж как коттедж, но стоит зайти внутрь и грудную клетку сдавливает пустота. Или ностальгия?
Я ведь помню, как здесь было раньше. Всегда шумно, всегда много гостей. Отцовские званые обеды со спонсорами, мамины бабские посиделки за бриджем.
А сколько вечеринок устраивалось в школьные годы, когда предки сваливали отдыхать? Вечеринок, залитых бухлом и достойных получить премию «AVN Awards» за достижения в порно-индустрии.
Например, вон в том джакузи две подружки-нимфоманки отлично старались, доставляя удовольствие всем желающим. А в нашей бане я, наконец, поимел одноклассницу, что не давала мне класса с седьмого.
Ох, как я за ней бегал, высунув язык! Ухаживал всеми доступными способами, будучи уверенным на тот момент, что это и есть та самая настоящая любовь.
Увы. Интерес оказался надуман и быстро сошел на нет, когда оказалось, что кроме функции недотроги в той красотке не было ничего особенного.
Тупая как пробка и такая же пресная. Зато приставучая. Потом еле отделался от нее. И ее когтей, желавших вцепиться мне в глаза, когда она застукала меня с другой.
Короче, да, было весело. Теперь же ни души. Где вся обслуга? Где садовник, где домработница? И чей черный мерс стоит возле гаража? У нас такого не было. У водителя матери другая тачка.
― Мам, блудный сын явился, ― звеня ключами, громко оповещаю о своем прибытии, проходя вглубь дома, но получаю в ответ тишину.
Заглядываю в гостиную ― тоже пусто. Почти. Если не считать распитую бутылку шампанского и два бокала в окружении десертов. У-у, клубника в шоколаде ― попахивает чем-то интимным.
Первый этаж безмолвней кладбища. Зато на втором слышится шебуршание. А, нет. Простите. Скрип кровати и мужские стоны. Громкие мужские стоны. Перемешанные с женскими вскриками и символичными шлепками.
― Боря... О, да... Еще...
Оу. Кажется, я невовремя.
Разворачиваюсь, собираясь уйти, чтобы не быть свиньей и не обламывать людям лафу, однако задеваю гребаную трехногую стойку с цветком, о которой и раньше вечно забывал.
