Горшок летит на землю, с треском разбиваясь, и из дальней спальни, после секундной заминки, вылетает запахивающаяся в халат мать.
Взъерошенная, разрумянившаяся и со стыдливым лицом подростка, застуканного за передергиванием. О последнем знаю не понаслышке. Чудесные годы самопознания своего тела никого не обходят стороной.
― Кирилл? Что ты здесь делаешь?
― Ну как бы это... Навестить приехал.
― Я ведь просила позвонить заранее!
Просила. И теперь понятно: зачем.
― Да оно как-то спонтанно получилось. Ммм... ― из когда-то родительской спальни к нам вытекает солидного вида мужик с залысинами, лениво застегивающий золотые запонки на белоснежной рубашке. Уже одетый и потрясающе невозмутимый.
― Это... ― начинает было мать, перехватывая мой вопросительный взгляд, но заминается.
― Боря. Да, уже понял.
― Борис Аркадьевич, ― поправляет она, подтирая уехавшую помаду. ― Ты должен его помнить.
Ага. Кажется, помню. Частенько в гости захаживал. Вроде как бывший партнер отца по бизнесу. Который прямо сейчас протягивает мне ладонь для рукопожатия.
― Вас не узнать, молодой человек. Вырос, возмужал. А я ведь тебя еще шпаненком помню.
Подвисаю в нерешительности. Кто знает, как принято общаться с чуваком, которой пару минут назад натягивал на себя твою мать?
― Без обид, но я понятия не имею: где только что была ваша рука и что конкретно она трогала, ― брезгливо качаю головой, для надежности пряча кисть за спину. ― А вот колечко на безымянном отличное. Жена знает, как вы проводите выходные?
Колкое замечание заставляет смутиться мать. Но не Бориса.
― Меньше знать ― крепче спать, ― он хоть и улыбается, но с отчетливо уловимым холодком. ― Слышал про такое?
― Слышал.
― Вот и молодец. Ольга, я тебе потом позвоню, ― бросают матери и с уже куда более сухим: «До встречи, Кирилл», уходят.
― Сорян, ― провожаю его спину, пока та не скрывается из виду. ― Не хотел мешать. Мне уже стоит называть его папа?
― Глупости не говори.
― Нет? Тогда это вдвойне мерзко.
― Не вижу проблем. Я женщина свободная и одинокая. А Боря...
― Сильно не против. Это мы тоже установили. Однако тема жены не раскрыта.
― Там... все сложно.
― Отмазка на все случаи жизни.
― Не надо так смотреть, сын, ― мать начинает сердиться. ― Ты что, приехал мне нотации читать?
Да нет, конечно. Уж перед кем ноги раздвигать, она сама как-нибудь разберется.
― Вообще-то просто увидеться хотел. Пожаловаться на новую мачеху там, на Эльку.
― Тогда спускайся вниз. Подожди, пока приведу себя в порядок. И чайник вскипяти, я отпустила всю прислугу.
Чтобы та потом не судачила о похождениях женатого ухажера? Предусмотрительно.
― Ага. Только душ не забудь принять. Воняешь мужским одеколоном. Причем не самым лучшим.
***
Наверное, не так должна проходить встреча близких родственников после полугодичного расставания. Или больше? Когда мы в последний раз виделись? Прошлой осенью?
Не суть. Суть в том, что особого тепла за душевным чаепитием не наблюдается. Впрочем, его и раньше нечасто можно было встретить.
Мать по натуре своей не шибко эмоциональная: пищать, визжать и соплями радости давиться никогда не станет. Да и я не из тех, кто любит пустые обнимашки и сюсюканья.
Плюс, неловкость, так или иначе, присутствует. У нее ― за то, что оказалась застуканной. У меня ― от понимания, что мне в этом мире уже вообще не осталось места. Куда не плюнь, везде лишний.
Здесь ― разведенка ищет утешения, там ― строят новую семью, тоже не приткнешься. В Амстердаме вообще лишь часть съемной квартиры в пользовании имеется. А большего, если честно, и не хочется.
