Исаева смотрела без привычного мне обожания, без трепетной влюблённости. Она смотрела иначе, словно зрительно бодалась со мной и этот вызов вставлял так…. что голова отключалась.
Пока варюсь в своих мыслях, прохожу на кухню. На столе записка Стасику от мамочки.
Мутит от приторности послания.
Детка, не могла дозвониться до тебя. Ужин в холодильнике. Поешь сама и не будь букой, накорми Мирона.
Люблю!
Молодец какая! Учит своим хитрым уловкам дочурку, как лучше примазываться. Должен заметить, её стратегия уже сработала с отцом.
Вон как пляшет на задних лапках, словно цирковой пудель, за малым тапочки ей в зубах не приносит.
Всё внутри горит от возмущения и несправедливости. Нужно остыть. Снимаю свитер, отбрасывая тот на высокий барный стул.
Открываю дверцу холодильника. На полках ровными рядами стоят боксы с едой. Естественно, Оксана это не готовила. Главная по тарелочкам у нас Людмила, которой, кстати, тоже нет дома.
Захлопываю холодильник и достаю из морозильной камеры контейнер с мороженым.
Встаю у кухонного острова, опершись на одно предплечье. Беру со стола ложку и яростно погружаю в твердый клубничный сорбет.
Отправляю в рот огромный ледяной кусок, ощутив, как от холода возникает боль в висках. На замершем языке едва чувствуется сладость клубники, зато сорбет действует, как заморозка. Выхолаживает в голове дурацкие мысли.
Входная дверь хлопком оповещает о чьем-то приходе. А спустя мгновение в арочном проёме появляется Стася.
– Салют, Стасик! Нагулялась?
Бросаю беглый взгляд на электронный дисплей с часами и поражаюсь, какой у нашей тихони долгой вышла прогулка.
Молчит. Хрупкая радость, наполнявшая только что её взгляд, мигом растворяется. На смену ей приходит неосознанный страх и личная неприязнь ко мне.
Надо признать, мне нравится, что девчонка понимает свою провинность. Хоть и заталкивает её поглубже в себя, делая вид, что была права.
Однако, дико бесит другое… что она не спешит спасаться бегством. И пока её глаза излучают панику, выражение лица она стряпает суровое.
Сводит брови к переносице, пухлые губки сжимает в тонкую линию, словно сдерживая поток нецензурных слов.
– Ну? – вопросительно выгибаю бровь, слегка раздражаясь от молчания Стаси. В компании нового дружка она была разговорчивее. – Нечего сказать в своё оправдание?
– Мне не за что оправдываться! И уж тем более перед тобой.
– Тогда может хочешь извиниться?
Выпрямляюсь, меняя вальяжную позу и сразу замечаю, что всё же девчонке не чуждо чувство прекрасного. Её взгляд не без интереса скользит по кубикам пресса и моим мышцам. И даже губки расслабленно приоткрываются, а зрачки заметно расширяются.
Она меня оценивает, и готов поклясться, ей нравится то, что она видит. Нравится до такой степени, что заметив её плохо скрываемое восхищение, я готов немного ослабить троллинг.
– Ах да, извини… – хмыкает Исаева. – Что вполне заслуженно считаю тебя самовлюбленным идиотом. Доволен? Теперь я могу идти?
Не дожидаясь ответа, разворачивается на пятках и собирается сбежать.
– Нет, – грубым окриком заставляю её замереть на месте. – Для тебя есть задание.
Складываю записку пополам. Делаю ещё несколько сгибов, быстро превращая лист в бумажный самолётик. Запускаю идеально собранную модель, и та прилетает прямо в затылок беглянке.
– Тебе велено не быть занудой и накормить меня.
– Плевать, – не оборачиваясь, дерзко показывает средний палец.
