Из-за дурацкой подножки я не сразу понимаю, что происходит. Почему они все до сих пор ржут?
Кто-то хватает меня за руку, тянет к доске.
— Скажи, чиз!
На меня направляются десятки телефонов, звучат щелчки камер.
Уроды!
— Трусы просто класс!
— Эй, дашь поносить, Ника?
— Вот это кринж, ой не могу!
Они почти все хором надрывают животы от смеха, я не понимаю, что происходит, какие трусы? Пока вдруг не оборачиваюсь…
ОТКУДА?!
Мне так стыдно становится, что меня бросает в жар.
Я вижу свои любимые трусики!
И они здесь.
Выставлены на всеобщее обозрение!
Висят прямо вверху, над доской.
Мерзавцы…
Подбегаю к доске. Беспомощно прыгаю, пытаясь достать — не выходит. Высоко повесили. Твари…
Мои любимые трусики с обезьянками!
Сволочи. Уроды!
Теперь понятно, почему они вдруг начали называть меня мартышкой.
Адам, подонок!
Только он мог сделать такую гадость!
Только у него есть доступ к моей комнате!
Рылся в моём ящике с бельём!
Убью!!!
Он сидит на самой последней трибуне, заткнув уши наушниками и наплевательски втыкает в телефон.
Ты за это ответишь…
Я успеваю стянуть с доски свои трусики, встав на стул, как раз в тот момент, когда в аудиторию входит преподаватель. Но за пару секунд до этого, стул пошатнулся, так, что я едва не свалилась. А жестокая публика только этого и ждала. Надо мной продолжали смеяться и продолжали снимать мои муки на камеру.
Быстро успела затолкать трусики в карман пиджака.
Черт, как у меня щёки горят…
— Что здесь за шум? — Михаил Яковлевич возмущённо гаркает.
— Мартышкино шоу, — орёт один озабоченный придурок из шайки Боярского, пересматривая запись на телефоне.
— Занять всем свои места, телефоны убрать, открыть конспекты. Сегодня и завтра будет лекция, в пятницу — семинар, — тоном диктатора чеканит он, поправляя очки на переносице. — На следующей неделе зачёт.
Плюхает портфель на стол и вытаскивает из него пособие по истории. Пара начинается.
Я занимаю место в первом ряду, пытаясь перевести дух. Но не могу сосредоточиться на лекции, как бы ни старалась.
Как же я ненавижу Адама!
Оп просто дикое животное, неужели у него совсем-совсем нет души?
Из горестных мыслей меня вырывает звонок.
Что, уже пара закончилась?
Так быстро…
Я всё прослушала.
Глубоко погрязла в своих переживаниях.
Настроение испорчено на целый день так точно.
Профессор собирает свои вещи, покидая аудиторию, я тоже собираюсь выйти вслед за ним, но чья-то жесткая рука плюхается мне на плечо, сильно его сжав. Ухо обдало прокуренным басом.
— Мартышка, это только начало.
Это Марк меня схватил. Сжал сильно, я думала сустав вывернет.
На глаза опять давят слёзы…
Кое-как отпихиваю от себя Марка, вылетаю из аудитории.
Запираюсь в кабинке туалета и реву там около часа.
Ненавижу его.
Как же сильно ненавижу!
Я думала, что с успокоюсь и смогу вернуться на пары, но настроения вообще никакого не было. Я решила пойти домой. Никогда в жизни не прогуливала, только по болезни, так что это был мой первый официальный прогул.
Значит, у Адама ещё был сговор с Марком?
Они на пару эту гадость с трусами замутили?
Выхожу из здания университета, направляюсь в сторону главных ворот. Неожиданно возле курилки, слышу шум. Мата столько, что уши сворачиваются в трубочку. Там, похоже, разборки в самом разгаре.
Я немного выглядываю из-за угла, столбенею. Вижу Адама. Он держит за горло Марка и рычит на него, сжимая в воздухе кулак.
— Уёб*к! Ты не охренел ли брать вещи из моего дома?!
