Читать онлайн Роджер - Своя

17 мая 2025 года.

Съёмочная группа федерального канала пришла вовремя, как и ожидалось, ровно в 10.00, пройдя досмотр сотрудниками федерального канала журналистов проводили в гостиную.

Он не встречал «гостей», это сделала супруга, пока он вышел с чашкой, если конечно можно назвать огромную кружку миленькой кофейной чашечкой, однако имея спортивное телосложение с ростом два метра и весом 110 килограммов, обычная кружка бы выглядела в его руках как чашечка эспрессо.

Несмотря на утро, на улице уже было 23 градуса и за исключением небольшой облачности, день можно было бы назвать идеальным, для этого времени года. Хотя, на уровне воспоминаний, такие погожие дни вызывали легкий дискомфорт, ведь «хорошую» погоду последние пару лет он называл «плохой», но, к счастью, сейчас он не слышал до боли знакомые звуки «вжжжжжж».

Белая рубашка была безупречной – ослепительно чистой, идеально отглаженной, с безукоризненными стрелками на рукавах. Но в этом и заключалась вся пытка. Ткань, хоть и дорогая, слегка колола кожу при каждом движении, а палящее солнце на балконе превращало её в душный саван. Особенно с этой чертовой чашкой кофе в руке, от которой исходил обжигающий жар.

Он допил последний глоток, ощутив, как по спине медленно скатывается капля пота, оставляя за собой влажный след. Внутри квартиры было прохладнее, но не настолько, чтобы унять раздражение. Кружка с глухим звяком опустилась на стеклянную столешницу, а его пальцы в тот же миг впились в темно-синий пиджак, брошенный на спинку стула. Одно движение – и ткань легла на плечи, скрыв мокрые пятна на спине.

– Хорошо, что сегодня без галстуков, – мелькнула облегченная мысль.

Но настоящий глоток свободы ждал его в гостиной.

Д. сидела на диване, закинув ногу на ногу, в этом чертовом бежевом платье, которое, казалось, было создано специально для того, чтобы сводить его с ума. Ткань облегала её бедра с неприличной точностью, а разрез – этот проклятый, дразнящий разрез – открывал ноги ровно настолько, чтобы его пальцы сами сжались в кулаки от желания, провести по коже.

Тонкие. Гладкие. Идеальные.

Он замер в дверном проеме, и в голове вспыхнула единственная мысль: сорвать с неё это платье, пригвоздить к дивану и заставить забыть, что где-то там, за стенами этой квартиры, существует целый мир.

Мир за окном давно перестал иметь значение – с его условностями, его правилами, его жалкими попытками сохранить видимость порядка. Он рассыпался в прах вместе с первыми взрывами, оставив после себя лишь хаос, в котором они и нашли друг друга.

Если бы не война, они бы никогда не встретились.

Она – из тех, кто родился в шелесте книжных страниц, чьи пальцы знали только клавиши рояля и тонкий фарфор чашек. Он – выкованный в дыму заводских цехов, привыкший к грубым рукопожатиям и тяжёлому ритму машин. Их миры никогда не должны были пересечься.

Не было бы этих ночей, когда её ногти, некогда ухоженные и лощёные, впивались в его спину, оставляя красные полосы, как метки дикого зверя. Не было бы этих утренних пробуждений, когда она будила его губами, медленно, настойчиво, пока он не открывал глаза с глухим стоном. Не было бы этого безумия – жгучего, неконтролируемого, пожирающего их изнутри, как огонь пожирает сухую солому.

– Милый!!, – её нежный и родной голос, вырвал его из грёз.

Он не ответил. Просто шагнул вперёд, и в её глазах вспыхнул тот самый огонь – дикий, неукротимый.

Сначала все шло по накатанной – скучные, отрепетированные до автоматизма ответы. Детство («любил математику»), школа («старался хорошо учиться»), служба («чувство долга»). Политический конструктор складывался идеально: правильный парень с правильной биографией. Журналисты дремали, камеры монотонно жужжали, в зале пахло кофе и усталостью.

А потом кто-то спросил про Мали.

И все изменилось.

– Террористы, Боко Харам… – его голос вдруг ожил, стал глубже, грубее. – Первую машину подорвали – бах! – дым, крики. Заняли круговую, ребята «отбояриваются», я на бегу магазин меняю…

Он даже привстал, непроизвольно имитируя то движение – резкий рывок, сброс пустого магазина, щелк нового.

И тут Д., до этого молча сидевшая на диване, вдруг фыркнула:

– Не было никакого щелчка!

Он резко обернулся к ней, глаза вспыхнули:

– Как не было?! Да я же слышал!

– Фантомные звуки, – она скрестила руки, ухмыляясь. – Проверяла запись – тишина.

В зале замерли. Журналисты перестали печатать. Камеры, казалось, перестали работать.

– А потом, – он уже не обращал внимания на окружение, глядя только на нее, – на встречу выскакивает этот чертов туарег…

– С голым торсом и «калашом» на шее, – подхватила Д., ее глаза блестели.

– …и я ему – бац! магазином в переносицу. Он сделал резкий жест, будто до сих пор чувствовал тот удар. – Ну что, теперь есть щелчок?

Они одновременно рассмеялись – громко, бесстыдно, как тогда, в песках, среди крови и пороха.

А потом понеслось – Бахмут, ночной штурм под Алеппо, погоня на «уазике» под Авдеевкой. Непричесанные истории, без цензуры, без пафоса.

У корреспондента из "Коммерсанта" задрожали руки, и блокнот соскользнул на пол. Оператор Первого канала инстинктивно отпустил камеру – дорогостоящая техника грохнулась на паркет, но в оглушительной тишине это прозвучало как далекий эхо-сигнал.

А они, как два седых генерала – вдруг ожили, перебивали друг друга, хлопали по столу ладонями, их голоса, привыкшие командовать тысячами, теперь соревновались, кто громче расскажет про лейтенанта, подорвавшегося на собственной гранате.

На мгновение они снова стали теми людьми – не политиками, не чиновниками, а солдатами, для которых «щелчок магазина» важнее всех рейтингов мира.

Пока продюсер не кашлянул намеренно громко, напоминая: хватит.

Подбегает нач. службы безопасности и говорит журналистам выключить камеры, интервью закончилось.

Его губы скользнули по её шее, оставляя за собой горячий след, а щетина – легкое покалывание, от которого она игриво сморщила нос.

– Ты мой оператор, а я твой камикадзе-дрон, – прошептал он, и в голосе звучала шутка, но в глазах горело что-то куда более серьёзное.

Она фыркнула, но её пальцы уже впились в его плечи, ногти оставляя на ткани рубашки полумесяцы. Всё её тело напряглось, будто готовясь удержать его – этого дикого сокола, который вот-вот сорвётся в ночное небо.

Гости уходили, их смех и прощальные поцелуи в щёку звучали где-то далеко, за толстой дверью реальности. Он не слышал ничего, кроме прерывистого дыхания, горячего у своего уха, кроме стука крови в висках – громкого, как барабанная дробь перед казнью.

Дверь захлопнулась с глухим, окончательным стуком – словно тяжёлый камень, падающий на крышку гроба, навсегда запечатывая внешний мир с его условностями, правилами и ложной моралью. Внезапная тишина после шумного вечера оглушила, стала почти осязаемой, как плотная завеса, отрезавшая их от всего, что было прежде.

И в тот же миг его пальцы вплелись в её волосы – не грубо, но с непререкаемой властностью, с которой не спорят. Они впились в шелковистые пряди, слегка потянув, заставив её откинуть голову, обнажив гордую линию шеи, трепетную кожу, где под поверхностью пульсировала кровь.

Она не сопротивлялась. Не попыталась вырваться. Лишь губы её слегка приоткрылись на мгновённом вдохе – не испуг, не протест, а предвкушение.

– О-о-ох, – вырвалось у неё, когда он прижал её лоб к двери, а его язык скользнул по шее, медленно, чувственно, оставляя за собой влажный след.

Ее тело резко выгнулось в дугу, но он не позволил ей развернуться – сильная рука плотно обхватила талию, прижимая к себе, а другая уже поднимала подол платья, скользя по шелковистой коже бедра. Тонкая ткань послушно поползла вверх, обнажая все новые участки гладкой, словно отполированной мраморной плитой, кожи. Он усмехнулся, ощущая под пальцами мелкую дрожь, пробегающую по ее телу – то ли от прохладного воздуха, то ли от его прикосновений.

Ее дыхание участилось, губы слегка приоткрылись, но ни звука не сорвалось – только короткий прерывистый вздох, когда его пальцы скользнули чуть выше, туда, где кожа была особенно нежной и чувствительной.

– Ты же знаешь, что дроны не прощают промедлений, – прошептал он ей в ухо, прежде чем его пальцы впились в её плоть, заставляя её вскрикнуть.

Еще мгновение и скинув вниз брюки, отодвигая белые кружевные трусики он входит в нее, ощущая, как она намокла, осознавая, что не только он ждал этого момента оказаться поскорее внутри.

Она томно постанывает, а он закрывает ее рот рукой, мешая вздохнуть воздух полной грудью, напряжение нарастает, а он меняет темп от резкости до нежности, то быстро и жестко, то нежно и глубоко, ее ноги уже дрожат на каблуках и он своими сильными руками обхватывает ее талию, прижимая еще ближе. Она кончает, ноги подкашиваются, рассудок мутнеет, голос срывается в неконтролируемый взвизг.

Через секунд 30 придя в себя, она выскальзывает из его рук и падает на колени, обхватывая руками его член и жадно заглатывает его в ротик. Они развернулись так, что он спиной опирается о стену в наслаждении ее ласки, еще минута и он кончает в ее ротик с таким объёмом, что, не успев сглотнуть все сразу его сперма потекла по сочным и набухшим губам.

Д. медленно поднялась с колен, облизнув губы, на которых ещё оставался сладковатый привкус. Пальцы автоматически поправили складки платья, смахнули невидимые пылинки, но в глазах всё ещё стоял тот самый, знакомый только им двоим, озорной блеск.

Она подошла к нему вплотную, и её губы почти коснулись его уха, когда она прошептала:

– Шшш-шшш-шшш…

Этот звук – нежный, чуть смешной, их личный язык любви. Когда-то давно, в самом начале, она в шутку изображала, как шуршат ёжики, и с тех пор этот звук стал их секретным кодом. Кодом счастья.

Он засмеялся, и его пальцы сами потянулись к её волосам. Тёплая ладонь скользнула по шелковистой пряди, аккуратно заправив её за ухо, а губы тут же прильнули к нежной коже за этим самым ушком, оставив там лёгкий, почти невесомый поцелуй.

– Привет, моя любовь, – прошептал он, и его голос звучал так, будто в нём растворился весь мёд мира. – Я приглашаю тебя в кофейню через 15 минут.

Она хотела ответить, но он уже исчезал в направлении кухни, оставив после себя лишь лёгкий шлейф своего аромата и обещание чего-то вкусного.

На кухне П. уже лихорадочно открывал рецепт бамбла на смартфоне. Он, привыкший к горьковатой простоте эспрессо, вдруг решил приготовить что-то сладкое, воздушное, совершенно не своё.

– Чёрт, – пробормотал он, разглядывая экран

Но даже эта кулинарная неуверенность была частью их любви. Частью того, что делало этот момент их моментом – тёплым, смешным, бесконечно родным.

А за дверью кухни Д. уже выбирала туфли, время от времени поглядывая на часы и улыбаясь про себя.

15 минут.

Ровно столько нужно, чтобы влюблённый мужчина приготовил бамбл, а влюблённая женщина – надела самые красивые серёжки.

Рецепт:

Эспрессо или американо (60–100 мл)

1–2 ч.л. мёда (лучше цветочного)

Молоко/альтернативное молоко (по желанию)

Корица или мускатный орех для аромата

Как приготовить:

Смешайте горячий кофе с мёдом.

Добавьте вспененное молоко (как в латте).

Посыпьте специями.

Какая-то хрень – подумал он, меда у нас точно нет, как и корицы с мускатным орехом, а вот альтернативное молоко, с карамельным сиропом точно есть…Назову бамблом по сути карамельный капучино…ну и ладно, главное, что по любви…