До коричневого дома добрался быстро.
–Митрич,– крикнул в пустоту двора, ожидая ответа.
–Кому и Дмитрич, а кому и Егор Дмитриевич,– раздалось откуда-то со спины.
Я обернулся. Там, опершись на косу, стоял высокий худощавый старик в рабочей одежде.
–Здравствуйте, Егор Дмитриевич. Меня к вам бабушка Маша послала.
–Эта может,– кивнул тот,– далеко и надолго. Чего замолчал, говори какое дело у тебя.
Услышав про разбор дома, снова кивнул.
–Хорошо, что пришёл. А то не по-людски это, чужаки молчком приходят и уходят. А мы- то вот они! Живые ещё. Приди да поздоровкайся, как у людей принято.
Тем временем Митрич поставил косу в сторонку, аккуратно прислонив её к дереву. Сел на скамейку, что возле калитки.
–Дровишки нам нужны. Уж бесплатно и подавно нужны. Тебя как звать- величать? Сергей? Вот и ступай к себе, а я как управлюсь с делами, наведаюсь. Посмотрим что да как.
А вечером Митрич молча обошел территорию. И, наконец, изрёк:
–Чем смогу, как говориться, тем помогу. Завтра телегу пригоню и начну, пожалуй. А пока что зови на чай. Я хоть и ворчлив, но от чая добрее становлюсь.
Тут уж и мне пришлось подсуетиться. А уж когда в кружках задымился чай, сел за стол. Митрич взял карамельку, сунул ее в рот, держа пальцами, прикрыл правый глаз, немного подвигал карамель, видимо приспосабливая под зуб, и откусил кусочек. Затем шумно отхлебнул горячего чая.
–Уважил,– наконец сказал он.
–Чем богаты.
Мне было как-то неловко заводить с ним разговоры. Ну, о чем можно разговаривать с незнакомым человеком?
–Воду где берешь?– Митрич кивнул головой на пластмассовые бутылки, стоявшие вдоль стены.
–Купил по дороге.
–А ну вставай. Вставай, говорю.
Не понимая, что собственно говоря, происходит, но встал.
–В углу видишь половик? Откидывай. Ага. Берись за веревку и тяни. Тяни, говорю. Ну, вот тебе и колодец. Чего глядишь? Бери ведро да тяни воду.
Я с удивлением смотрел на старика, а потом вытянул ведро кристально чистой воды. Хлебнул. Вода была настолько холодной, что зубы заломило. Посмотрел на Митрича. Тот с довольным лицом допивал чай, тихо посмеиваясь.
–А откуда…
–Знаю откудова? Так я сам и вырыл колодец. Николаевна сама просила придумать, вот я и придумал. Да ты садись, чай еще накипяти, а я пока расскажу. Ага. Когда Татьяна Николаевна сюда поселилась, поначалу сторонилась нас. Городская, понимаешь! И мы же на неё немного презрительно. Ну а чего она?! А деваться- то некуда, если случается чего, кто первый подмогнёт? То-то же.
–Погодите, Егор Дмитриевич. То есть Николаевна эта самая не всю жизнь здесь прожила?
Тот махнул рукой.
–Не. Видно заранее узнала в правлении, там и дали ей этот участок. Он пустовал давно. Она и въехала с чумоданами, да на большой машине. Как уж она тут одна выживала, не знаем, пока Клавдия тревогу не забила. Клавдия ей молоко поставляла, вот и посетовала, что Татьяну Николаевну пятый день не видать. Уехала мол, не предупредив. Мария то и вскинулась, баба Маша которая. Пошли, говорит, Митрич, проверим дом. Мы собрались гурьбой да пошли. Кто помоложе во двор через забор перелез, да через окно в дом пробрался. А там Николаевна, на чём душа держится. Неотложку вызвали и в больницу определили. Потом- то уж Мария ей мозги вставила, так ругалась на неё, так ругалась. А сама ложку бульона куриного ко рту ей подносит. Кто яиц свойских принесет, кто зелень. Так выходили её и подружились. Уж она отплатила нам как смогла. Видел дома барские в конце деревни?
