Ох ты, горе моё гореламповое, – вздохнула Смотрилиха, разглядывая побитый затылок мужа. – Кто был-то? Што им надо?
Корабель вот этот им, видать, не по нутру, – догадался Горилампушка, снова раздвигая подзорную трубу.
Дак и мне не по нутру, когда на ём палач.
Смотритель с нарочитой суровостью поглядел на Смотрилиху.
Может, ты меня и стукнула? Сознайся.
Господь с тобой, что ты несёшь, горе моё гореламповое!
Старик засмеялся. Поморщился от боли в затылке.
Стал смотреть в подзорную трубу. Хорошо – далеко было видно.
Ветер соскоблил туманы с прибрежных круч, с воды. Очистилась горловина Фартовой Бухты, обрамлённая двумя утесами. Далёкое солнце малиновым парусом косо поднимается у горизонта; розоватый дым клубится по воде, подкрашивая пену, чаячье перо, упавшее на воду; розовой смолой как будто просмолились борта баркасов, плывущие с утренним уловом; стоящие на рейде бригантины и фрегаты в эти минуты показались изготовленными из красного дерева.
Тяжёлый грозный галион замаячил на фоне солнца – по розовым цветам грузно пошёл в горловину Фартовой Бухты. Неуклюже развернулся, чёрным бортом забирая свет и осторожно работая приспущенными парусами, хлопочущими на ветру.
Глава пятнадцатая. Под кривою крышей кабака
1
Фартовая Слободка – место тихое, приворотное для кораблей.
Горы столпились кругом сонной бухты, ветер ловят в каменный мешок. Погодка тут всегда великолепная. С начала весны – совсем красота. Солнце воду прогревает, протыкает золотыми иглами до самого донца. Июньскими деньками – кипяток почти. Былинки да цветинки можно видеть даже на самых суровых валунах.
В общем, Фартовая Бухта – отличный отдых для фартовой братии, вволю побродившей по морям-океанам.
Поклонники грозы, любители отчаянного риска, больших дорог и приключений, в конце концов, становятся ярыми любителями тихого домашнего уюта, почитателями спокойного самовара, на голову которого они обувают сапог, исходивший Землю вдоль и поперек.
История скромно умалчивает о здешних «первопроходимцах» – флибустьерах, авантюристах, искателях золотого руна и золотого яблока, дающего вечную молодость.
Дурохамцы, заморыши и захребетники – они предпочитали менять фамилии, сочинять себе сказочную родословную, заметая и замывая нечистые, кровавые следы, ведущие из прошлого.
Первое «строение» здесь было оригинальное.
Во время прилива море на своих больших руках подняло старенький фрегат и посадило на прибрежную скалу: получился отличный замок в труднодоступной расселине. В бортах фрегата прорубили двери, окна. Крылечко постелили под порог. На перилах накудрявили причудливой резьбы. Какой-то лживописец разрисовал и расписал широкую доску. Пригвоздили на мачту фрегата – издалека завлекало:
«ЗАВЕДЕНЬИЦЕ ДЕВЯТЫЙ ВАЛ».
Хозяйничать взялся первопроходимец по прозвищу Кабан (Кабанчик, а потом Кабатчик стали звать).
Первые годы в этом странном заведении кухарничала и прислуживала странная особа: полудевка-полурыба, точно соскочившая с бушприта, торчащего над скалой. Никто не знал, откуда и когда она прибилась к Фартовой Бухте.
Рыбину эту ночами жарили, аж дым стоял… Жарили все, кто изголодался по женским прелестям. И появились от красивой рыбины красивые мальки с холодными бесцветными глазами, с холодной равнодушной кровью.
Однажды мама-рыба уплыла в лепрозорий – подхватила проказу. Уплыла и не вернулась.
Пришла зима; растаяла. Весна зацвела; лето красное перегорело в слякотную осень…
