– Мы с ней всего год как женаты. Еще не выучил всему, что мне надо, если ты понимаешь, о чем я. – Он посмотрел на Дэла так, словно тот и правда понимал, о чем речь, и добавил: – Короче, шесть долларов за тобой будет.
Риз быстро подсчитал, сколько он так потратит, и пришел к выводу, что жалованья на неделю не хватит: на пару дней раньше разойдется. Еще и не начал работать, а уже в долги влез. Это было обычное дело в таких лагерях, и, хотя Дэл не любил быть должным, выбора у него не оставалось – как и у всех прочих, кто пришел работать в скипидарный лагерь. Он кивнул Отису в знак согласия, взял ящик, снова вышел под палящий зной и направился к своему новому дому.
Хижину номер сорок два он нашел довольно быстро. Внутри был страшный беспорядок. Протекающую крышу залатал, видно, кто-то из прежних жильцов, но этот дом явно облюбовали все мухи и клещи, сколько их было в округе. Риз пристроил ружье над дверью, на гвоздях, вбитых по краям с каждой стороны. Когда он разбирал покупки, над головой послышался какой-то скользящий шорох. Дэл решил, что это коралловый аспид, – или, скорее, надеялся, что не кто-нибудь похуже. Воняло в хижине адски, и Дэл стал искать источник запаха. Открыл дверцу дровяной печи, заглянул внутрь и отпрянул: в печи лежала тушка опоссума, наполовину зажаренная, а теперь еще и сгнившая. Зажав нос, Дэл осмотрел крошечную комнатушку и грязный, весь в пятнах, тюфяк, кое-как набитый испанским мхом: здесь ему предстояло спать. В деревянных стенах были такие щели, что палец просунуть можно, дневной свет проникал сквозь них в сырую комнатку, ложился золотистыми полосами на грязном полу. По крайней мере, хоть воздух сквозь дырки проходил. Но к зиме их придется как-то законопатить или хотя бы газетами заткнуть. Трудно было поверить, что это и есть лучшее жилье, предназначенное для белых. Ну да ладно – какая-никакая, а все-таки крыша над головой.
Дэл нашел старое прохудившееся ведро, вытащил опоссума из печки и бросил туда. Прикрыл дверь в хижину, торопливо сбежал по ступенькам и тут заметил, что работа уже идет. Он вытряхнул опоссума в лесу, бросил ведро за ограду и пошел на голоса, раздававшиеся вдалеке. Знакомый ритм был памятен ему с давних времен, и, подойдя ближе, он чуть не разулыбался, услышав выкрики: «Сладкая Штучка!», «Большая Шишка!», «Росинка!». Обычно за такими кличками работников скрывался смысл, непонятный для посторонних: намек на характер их носителя, его мечты, особые пристрастия или еще какое-нибудь заметное отличие. Десятники-учетчики таким образом отмечали, сколько сделал каждый. Между выкриками слышались обрывки песен. Дойдя до леса, Дэл заметил пустой участок, уже выработанный и спиленный на бревна. На расчищенной поляне, в отдалении от лагеря, под палящим солнцем стояло нечто такое, чего Риз еще никогда не видел: деревянный ящик, до странности неуместный в лесной глуши. Длиной примерно как гроб, да на гроб он и был похож. Дэл слышал, что нечто подобное применяется в качестве дисциплинарной меры. Эти ящики прозвали парилками, и не зря.
Заинтересовавшись, Дэл огляделся вокруг, а затем рысцой подбежал к ящику. Доски уже растрескались от непогоды. Риз присел на корточки, заглянул через трещину внутрь и тут же испуганно отшатнулся: на него смотрели дикие, налитые кровью глаза. Он попятился, а затем услышал шорох и тихий шепот.
