Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий - страница 3

.) А.Г. Кузьмин напоминает о том, что по Моравии некогда расселялись племена ругов – западной ветви славян. А руги во времена раннего Средневековья, в «варварский» период своей истории, как раз исповедовали арианство. Активная роль моравских славян в жизни Киевской Руси отмечается и в старинных европейских хрониках, среди которых особо выделяется хроника X. Фризе[11].

Болгарское царство, где сильное влияние на церковное строительство оказали ученики Кирилла и Мефодия, стало еще одним фактором, сыгравшим значительную роль в формировании христианской традиции в Киевской Руси. Как указывает кандидат исторических наук А. Елисеев, «В соответствии с национально-государственными интересами… Владимир решил и кадровый вопрос. Он черпал кадры для церкви из Корсуни и Болгарии. Кстати, Русь тогда принадлежала к Охридской (болгарской) архиепископии. Владимиру нужен был церковнополитический противовес Константинополю – Болгарское царство, в отличие от Византии, не могла бы починить Киевскую державу. И Корсунь, и Болгария могли дать Руси славянские церковные кадры (Корсунь была изначально областью крымских русов-ругов), легко приживающиеся на Руси. Церковнополитическая ориентация на Болгарию, помимо всего прочего, сохраняла языковую самобытность русского православия»[12].

А.В. Карташов в «Истории Русской церкви» пишет по этому поводу следующее: «Он не ввел вновь воссозданную им русскую церковь в юрисдикцию Константинопольского патриархата. После своего внутреннего переворота, т. е. решительного и сознательного перехода в христианство, Владимир, как глава народа и государства, не мог не учесть самоочевидной ценности, и с миссионерской и с патриотической точки зрения, того редкостного и огромного факта, что принимаемая им и для его народа новая вера, к счастью, имеет уже и привлекательное национальное языковое обличье. Недостатком вообще античного греко-римского христианства было то, что оно долго и неподвижно заковывало себя в гордые ризы двух имперских классических языков. По доброму инстинкту и без ясного еще миссионерского сознания греческое христианство уступило самочинному захвату Евангелия и культа в национальные сети языков сирского, коптского, армянского, эфиопского и грузинского. Римское же христианство, по национальному бессилию древних и новых, подчинившихся ему инородческих племен, упорствовало с государственной жестокостью в формулировке Евангелия и культа исключительно только на имперском латинском языке. Восточная эллинская сестра римской империи в своем сознательном языковом аристократизме почти не разнилась от своей западной римской половины»[13].

Более того, там, где славянские земли попадали под власть христианского Рима, он отнюдь не стремился делать славян прозелитами новой религии. Христианство на славянских земля римской провинции Норик «распространялось лишь среди римлян, которые абсолютно не заботились об обращении в христианскую веру местного населения. Вполне возможно, что это была официальная политика, что подтверждает сам отец Церкви ев. Амброзий, миланский епископ (374–397), который говорит, что варвары смогут обратиться в истинную веру лишь после принятия римской цивилизации, т. е. после полной романизации»[14]. Так что условием христианизации Рим ставил полный отказ иных народов от своей национальной идентичности. Новая вера стала оружием империи против «варваров».