Даррен хмыкнул и невесело ухмыльнулся.
– Ничего у тебя не выйдет, Мина.
Самовлюбленный дурак. Почувствовал власть надо мной и теперь наслаждается! Как мерзкий паук, заполучивший муху в свои сети. Вместе со злостью на Даррена меня затопило отчаяние. Я резко сорвалась с места, подхватив свою сумку и пальто. Одевалась я уже на ходу.
– Куда ты?! – Эмерсон показался на пороге в одной рубашке и тут же вернулся в дом за курткой.
– Подальше от тебя! – крикнула в его спину и поспешно отвернулась, чувствуя, как слезы начинают застилать глаза.
Даррен Эмерсон
– Куда ты?! – Я выскочил было за ней, но порыв промозглого ветра заставил меня вернуться и схватить куртку со спинки стула.
– Подальше от тебя! – донеслось до меня. С курткой в руках наперевес я рванул обратно на улицу. Вот только услышав ее слова, застыл на месте. Сжал плотно губы и напряг мышцы рук, чувствуя, как нарастает дрожь. Вот значит, как…
Приехала, чтобы уколоть побольнее? Мало удара в спину, так надо еще и плюнуть в лицо? Выдумала себе невесть какую ересь!
О сказанном я не жалел и до сих пор придерживался того же мнения. Ничего у нее не выйдет. Не верю я ни в силу клятв, ни в божественные проведения, им, там наверху, до нас нет никакого дела. И пока Мина сама это не поймет, ее ждет полный провал.
Посчитала нужным сообщить, что нашла другого. Радоваться ли мне такой чести?
– Ур-р-р? – Кир с силой боднул меня под коленную чашечку, удержался на ногах только чудом. Гашир вертел головой, побег Мины он воспринял как вызов и искренне не понимал, почему мы не поддержали ее игру в догонялки.
Да потому что некого мне догонять.
Гашир вцепился зубами в мою куртку, потянул в сторону тропинки, но я ослабил хватку, оставив пушистого друга ни с чем. Точнее только с моей курткой в руках.
– Ждут ее там, ты не слышал?! – сорвал свою злость на верном товарище.
Кир прижал уши от обиды и даже выплюнул обратно свою добычу. Демонстративно отошел на несколько метров, уселся, обвив своим хвостом лапы. Что ж этот обиженка хотя бы не убежал…
Куртку я поднял, кое-как отряхнул и вернулся в избу. Из-за открытой настежь двери дом успел немного остыть, но даже этого оказалось мало, чтобы избавиться от напоминаний о ней. Каждая мелочь кричала об этом. Будь-то сахарница, оставленная не на своем месте, отодвинутый стул, которым уже много лет и не пользовался никто. Но что хуже всего, это ее запах, который впитался в сами стены и заправленная постель.
Заправила… Я бы на такие глупости свое утро не тратил.
Не обращая внимания на одежду и не удосужившись снять обувь, я лег на кровать, откинувшись на мягкие подушки. Даже они теперь пахнут яблоками, и чем-то цитрусовым… Этот аромат мешал думать о чем-либо другом, кроме своей хозяйки.
Перевернулся на бок и свесился с кровати, в аккурат, чтобы достать достать до верхнего ящика тумбочки. Здесь, среди кладбища разряженных амулетов, лежала аккуратная стопка писем, перевязанная простой бечевкой. Их скопилось немало за годы разлуки. Точнее за год, затем весточки стали приходить все реже, конверты были все тоньше, пока не истончились вовсе.
Первое время мы пытались созваниваться. В любую непогоду я пробирался до станции, где худо-бедно ловила магсеть, она выискивала свободную минутку между рабочими сменами, ждала моего звонка, пока не падала от усталости. Трудно вспомнить, кто первый предложил писать письма. Это стерлось из памяти, как и многое другое. Но с того дня каждую неделю помимо припасов я приносил охапку писем на зависть коллегам.
