– Но у него, должно быть, полно других дел? Могу я спросить, как обстоит дело с польским троном?
– Думаю, все хорошо! Первые кандидаты, такие как великий герцог Баденский, устранились ввиду нехватки средств на уплату выборщикам Польского Сейма. Разумеется, остается самая большая проблема: король Франции, поддерживающий кандидатуру своего племянника, принца де Конти, который у поляков в большом почете благодаря своим блестящим действиям в войне с турками. Однако на стороне моего сына Россия и Австрия… Очень скоро все разрешится.
– Преимущество принца де Конти заключается в том, что он католик. Лютеранину непросто будет занять польский трон.
– Верно. Но чего только не сделаешь ради короны… – тихо произнесла пожилая княгиня.
– И… вы не против?
– Что за вопрос, разумеется, я против! – бросила она, пожав плечами. – Более того, я боюсь, как бы саксонцы не почувствовали себя забытыми, отодвинутыми на второй план… Не говоря уже о волнениях, которые может спровоцировать этот шаг. Но Флеминг, конечно, пресекает любое недовольство на корню: стать королем – вот что по-настоящему важно!
– Пожалуй, это единственный случай, когда мне не в чем его упрекнуть! Но разве для человека религиозного мало просто чувствовать себя честным христианином? Неужели это действительно так важно, молятся ли прихожане на латыни или на немецком? Ну а корона – это совсем другое дело! Ваше Высочество, будучи дочерью короля, знает это куда лучше меня…
Пожилая женщина рассмеялась:
– Что за язычок у этой канониссы Пресвятой Церкви! Ваш капитул и впрямь обосновался в древнем монастыре бенедиктинцев! Сразу видно, откуда ноги растут…
– Вероятно, все оттого, что в нашей крипте находится могила Генриха I. Жители Кведлинбурга свято чтят память о нем. Возможно, он приказал бы повесить Лютера на крепостной стене Виттенберга![19] Не сердитесь на меня, сударыня! Прежде всего я думаю о княжеском величии. Отныне я собираюсь трудиться исключительно во славу Фридриха Августа, потому как таким образом я буду способствовать счастью и славе моего сына.
Пожалуй, эти слова она произнесла с излишним возбуждением. Анна София удивленно подняла бровь:
– Прекрасно сказано! – заметила она. – Значит ли это, что вы больше не любите князя?
Возникла неловкая пауза, в ходе которой пожилая дама тщетно пыталась поймать ускользающий взгляд Авроры.
– Отвечайте же! Вы его больше не любите?
– Люблю! Люблю больше, чем когда-либо! Но для меня это словно наказание. Я люблю его, а он… Он отправил меня в монастырь! – добавила Аврора, едва сдерживая слезы.
– А вы бы предпочли, чтобы он женился на вас?
– Нет! Да я бы никогда и не согласилась на такое! Ваше Высочество, ради всего святого, подтвердите или развейте мои опасения, которые я вообразила себе, исходя из обрывков фраз, слухов и нелепых догадок: он любит другую?
– Не могу сказать, любит ли он, поскольку сама последнее время часто спрашиваю себя: имеет ли это слово для него вообще хоть какое-то значение? Но если вы спрашиваете меня, занял ли кто-либо ваше место, то в этом случае мой ответ будет утвердительным!
Аврора отреагировала на редкость спокойно – эта мысль преследовала ее с самого отъезда из Гослара, так что молодая женщина уже успела с ней свыкнуться:
– Благодарю вас, сударыня. Горькая правда всегда лучше сладких заблуждений. Могу я только узнать, кто она?
– Ваша полная противоположность: миловидная кукла девятнадцати лет, светловолосая, розовощекая, полная, с ямочками на щеках и на подбородке. Ее голубые глаза светятся кроткой невинностью, однако сочные, чувственные губы говорят об обратном. Они познакомились в Вене. Мой сын, видимо, решил, что перед ним очередное местное кондитерское изделие: сдобная булочка, повсюду пудра и глазурь… Лично мне, когда я вижу ее образ, всегда приходят на ум сладости. При этом она глупа, как пробка, и смеется по любому поводу. В особенности ее забавляет моя невестка. Вот почему Кристина Эберхардина так рада вашему приезду! С вами ей было намного лучше.
