В общем, «хорош философствовать» – опять бы остановил меня Илья.
Ясно одно: вот в чем истинное дело – Жаргал подсознательно, даже не отдавая себе отчета в этом, вымещал всю свою злобу, вызываемую моим образом, на моем сыне.
В этом коварство и «любовь», но по версии Жаргала.
Илья прилетел в Улан-Батор и это было утро 17 августа 1998 года. В России тогда случился первый дефолт. Мы меняли рубли на доллары уже по новому, почти в два раза выше, курсу; в банки нескончаемыми вереницами текли люди, стоявшие затем сутками напролет в очередях.
В аэропорту Улан-Батора Илью встречал 38-летний отец-Жаргал (правда, не собственной персоной, а подчиненные ему люди).
Это время – звездный час Жаргала-бизнесмена. Он был упоен своей властью и влиянием в политике.
Газеты пестрели заголовками о нем и его деятельности.
Каждый шаг Жагаа (так звучит укороченное на монгольский манер это имя) любое его выступление или беседа не проходят мимо внимания общественности.
Ореол сенсационности (какое-то время он считался даже самым одиозным политиком в правительстве Монголии) хвала и хула сопровождают Жагаа с того дня, как он стал на нелегкую и рисковую стезю бизнеса и политики.
Он был лучшим бизнесменом года. «Человек этот, безусловно, примечателен и неординерен. Высок, худощав и сразу выделяется среди монголов. Одевается элегантно, с изыском. Привычка двигать плечами при ходьбе подчеркивает энергичный, напористый характер. У него пронзительно острый взгляд. Самоуверен. Собеседник интересный, потому как мыслит нестандартно, не обходит острых углов, полный идей по обустройству национального бытия…», – так, например, характеризовала его одна из многочисленных газет.
А вот еще: «Жаргал установил на своих предприятиях чрезмерно жесткий режим: люди трудятся по 10—12 часов, прихватывая выходные. Многие уходят, однако зарплаты у него выше государственных, а также реализуется социальная и жилищная программа, и, комментируя это, владелец фабрик Жагаа говорит: «иждивенчекая психология – вот что является нашей главной бедой, – и далее: те, кто работы не боится, не уходят».
И еще заголовок: «Жаргалсайхан, одевший Хиллари Клинтон, начинал бизнес в Сибири…», а также: «Быть первым – девиз Жагаа, лидера по своей натуре, человека тщеславного…»
А я еще думаю, что лавры и всепобеждающие успехи легендарного Ли Куан Ю не давали ему покоя и являлись для него непревзойденным примером. Это к слову о Сингапуре, где Илья в скором времени будет учиться.
– Чем решил заняться в жизни? – без обиняков спрашивает он юнца, своего сына Илью.
– Мне нравится музыка, мы с ребятами даже свой ансамбль организовали… – Илья осекся…
– Я спрашиваю: каким делом хочешь заняться, чем владеть? – не дослушав Илью, перебивает Жаргал и продолжает, – трясти балалайками – это не бизнес, песни петь – это тупая блажь, если ты не Майкл Джексон, – вот так резко и сразу «музыкальные» крылышки Ильи были срезаны.
– Я еще менеджером хочу стать, – не сдается Илья, не совсем четко еще понимая, какого уровня менеджером.
– Твоя мать – женщина эмоциональная, чувствительная и неконструктивная, что такое настоящее дело для мужчин, она не понимает. Литература, музыка, танцы… она простой «народный учитель» с зарплатой нищего, – здесь он ехидно улыбается, прищурив по обыкновению левый глаз и без того узких, но насквозь пронизывающих любого человека монгольских «очей», и при этом даже не подумав узнать про наклонности, таланты, увлечения или хотя бы направленность мыслей своего сына…
