Порой насмешливо в окно глядишь на них
И видишь оборот во всех кругообразный.
[75]Окончательно созрев, Пушкин выше всего ценил возможность наслаждаться всеми видами красоты.
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественной природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновений
Безмолвно утопать в восторгах умиленья.
[76]Созерцание красоты не проходит бесследно. Красота, как и все другие переживания высшего порядка, облагораживает, пробуждает «добрые чувства». «Красота спасет мир»{184} – говорил Достоевский.
Красота, как нежный ангел у Пушкина, пробуждает невольный жар умиленья.
…тебя я видел
И ты недаром мне сиял:
Не все я в мире ненавидел,
Не все я в мире презирал.
[77]Поэтому Пушкин ценил великодушие и считал недостойным поэта мстительное и злобное чувство или обиду павшего:
И не услышат песнь обиды
От лиры русского певца.
[78]III. Философия истории и государственность
Пушкин был незаурядным мыслителем. Его огромное преимущество перед другими поэтами – насыщенность его поэзии глубокими мыслями.
Мы только что цитировали его послание «Вельможе». Он говорит там о кругообразном обороте истории, об упадке, неизбежно приходящем после расцвета. Описывая блеск и насыщенность культуры конца XIX столетия, он проводит параллель с состоянием великой Римской империи накануне ее упадка:
Так, вихорь дел забыв для муз и неги праздной,
В тени порфирных бань и мраморных палат,
Вельможи римские встречали свой закат.
В словах и сравнениях этого замечательного произведения целая теория, много раз повторявшаяся разными мыслителями со времен древности, нашедшая себе яркое выражение у Вико{185} и сохраняющая сторонников в наше время.
Не менее значительны по содержанию стихи Пушкина:
Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
[79]Пушкин хорошо понимал, что значит в общественной жизни традиция. Мертвые, казалось бы, остатки старины, в действительности живут и прочно связывают прошлое, настоящее и будущее. «Каменные страницы истории», как называл Виктор Гюго памятники прошедших времен{186}, заставляют понимать и любить прошлое нации, как старый дедовский дом, и могилы предков заставляют чтить семейные традиции:
На них основано семейство
И ты, к отечеству любовь
{187}.
Каждый социолог нашего времени безоговорочно присоединится к этой мысли поэта, правильно понявшего значение традиции для сохранения нации и исторических памятников, как средств связи с прошлым. Эти традиции и памятники объединяют великое множество людей единством настроений и устремлений.
В другой статье (Сборник «Россия и Пушкин. Харбин, 1937) мне приходилось уже отмечать чуткость Пушкина как историка{188}. В отличие от многих профессионалов, он лишен односторонности в подходе к объяснению исторических событий. Он не был, конечно, историком, но в своем художественном воспроизведении исторических событий он отводил должное место не только личности, но и народным движениям, не только экономическим потребностям, но и случаю.
Очень продуманно и цельно сложилось у Пушкина его государственное мировоззрение. Его основная мысль – необходимость сильной власти: «всякое крупное политическое действие – только по почину правительства; оно есть движущее и образующее начало русской истории – великие государи в России были своего рода революционеры…»{189}.
Залогом национального прогресса Пушкин считал установление взаимопонимания между властью и обществом, и с этой целью он издает с 1831 года журнал, который должен приблизить к правительству людей ему полезных, но его чуждающихся.
