Фавн выглядел безобидно, но все равно слегка нервировал Перси. Он не мог отделаться от мысли, что от фавнов должно быть куда больше толку, чем от бездомных попрошаек.
Дон взглянул на землю перед ними – и ахнул:
– Джекпот!
Он нагнулся, но Хейзел вскрикнула:
– Дон, нет! – Она толкнула фавна в сторону и сама подхватила нечто маленькое и блестящее. Перси видел находку Хейзел всего мгновение, прежде чем она сунула ее в карман, но готов был поклясться, что это бриллиант.
– Да ладно тебе, Хейзел, – заныл Дон. – Я мог купить на него годовой запас донатов!
– Дон, пожалуйста, – попросила Хейзел. – Уходи. – Она выглядела потрясенной, словно только что спасла Дона от столкновения с бронированным слоном.
Фавн вздохнул:
– Эх, будто я могу на тебя сердиться. Но клянусь, ты точно приносишь удачу. Где бы ты ни прошла…
– До свидания, Дон, – быстро попрощалась Хейзел. – Идем, Перси. – Она побежала, и Перси пришлось ее нагонять:
– Что все это значит? Откуда на дороге взяться бриллианту?..
– Пожалуйста, не спрашивай.
Остаток пути до Храмового холма они преодолели в неловком молчании. Мощеная тропа змейкой вилась между безумным скоплением крошечных алтарей и огромных склепов с куполами. Статуи богов, казалось, провожали Перси глазами.
Хейзел указала на храм Беллоны:
– Богиня войны. Мама Рейны.
Затем они прошли мимо большой красной крипты, украшенной человеческими черепами на железных пиках.
– Пожалуйста, только не говори, что нам сюда! – взмолился Перси.
Хейзел помотала головой:
– Это храм Марса Ультора.
– Марс… Арес, бог войны?
– Это его греческое имя, – уточнила Хейзел. – Но да, тот же парень. «Ультор» означает «мститель». Он второй по значимости бог Рима.
Перси этой детали совсем не обрадовался. Почему-то от одного взгляда на уродливое красное здание на него накатывала злость. Он указал на вершину холма, где тучи клубились над самым большим храмом, круглым павильоном с куполом, покоящимся на выстроенных кольцом белых колоннах:
– Дай угадаю: вон тот посвящен Зевсу… э-эм… в смысле Юпитеру? Это туда мы направляемся?
– Да, – с напряженной ноткой в голосе подтвердила Хейзел. – Октавиан читает там предсказания. Это храм Юпитера Оптимуса Максимуса.
Перси пришлось покопаться в голове в поисках значений латинских слов.
– Юпитер… «лучший и величайший»?
– Верно.
– А какой титул у Нептуна? – поинтересовался он. – Крутейший и обалденный?
– Ну… не совсем.
Хейзел махнула в сторону синей постройки не больше сарайчика. Над дверью был прибит заросший паутиной трезубец.
Перси заглянул внутрь. На маленьком алтаре стояла чаша с тремя высохшими и заплесневевшими яблоками.
У него оборвалось сердце:
– Смотрю, это место пользуется популярностью.
– Извини, Перси, – сказала Хейзел. – Понимаешь… Римляне всегда боялись моря. Они плавали на кораблях только в случае крайней необходимости. Даже в наше время появление ребенка Нептуна считается дурным предзнаменованием. Когда такой рекрут в последний раз вступил в легион… ну, это было в тысяча девятьсот шестом году, и Лагерь Юпитера находился по другую сторону залива Сан-Франциско, – тогда же случилось и то разрушительное землетрясение…
– Хочешь сказать, в этом виноват ребенок Нептуна?
– Так говорят. – Хейзел виновато посмотрела на него. – В общем… Римляне боятся Нептуна и не питают к нему особой любви.
Перси уставился на паутину на трезубце.
«Здорово», – подумал он. Даже если он останется в лагере, на расположение со стороны новых товарищей можно не рассчитывать. Максимум он может их напугать. Но если хорошо себя проявит – кто знает… его могут наградить заплесневелыми яблоками.
