Сажаю сына, но не могу справиться с хитрым замком. Тогда Мирон сам пристегивает Кирилла, и я сажусь назад рядом с сыном. И как только машина трогается с места, больше не произношу ни слова, думая о том, что скоро все решится.
Спустя десять минут сын засыпает и я чувствую на себе заинтересованный взгляд. Наши с Мироном глаза встречаются в зеркале заднего вида.
– Хороший пацан, – говорит он. – Будто сошел с моих детских фотографий, – заявляет бывший.
А я морщусь, понимая, что тест – это всего лишь формальность. И у него нет сомнений в собственном отцовстве.
– Держи! – Измайлов протягивает сыну здоровый грузовик, как только мы выходим из клиники и замираем возле его внедорожника.
Глаза Кирилла округляются в восторге, и он забирает подарок.
– Ого! – говорит он.
– Нравится? – довольно спрашивает бывший.
– Дя, – отвечает сын.
– Кирюш, что нужно сказать дяде Мирону?
– Пасибо, – отвечает сын, не отрывая взгляда от грузовика.
– Тут и кнопочки есть, видел? – нажимает он на первую, и у игрушки светятся фары. При нажатии на вторую грузовик начинает шуметь, а мой сын издает восторженный крик:
– Ого! Ва-а-ау!
– А еще у него поднимается кузов, – нажимает на третью кнопку, и кузов приходит в движение.
– Лаботает! – сын начинает сам нажимать на все подряд и смотреть на то, как новая игрушка пищит, светится и как поднимается и опускается кузов.
Непроизвольно отмечаю, как сильно Кирилл похож на Мирона. Когда сын родился, мне казалось, что он моя копия, так я и предпочитала думать, игнорируя то что со временем в нем стало проявляться все больше черт отца. И вот теперь, когда они находятся рядом, нельзя отрицать, что они очень сильно похожи. Глаза, губы, мимика – все это сын унаследовал от своего отца-предателя.
– Кирилл, давай сядем в машину и ты будешь рассматривать подарок внутри, хорошо?
– Холёсо, – кивает он.
– Я помогу тебе, богатырь, – Измайлов подхватывает сына на руки и усаживает в кресло.
Я молча наблюдаю за происходящим и пытаюсь игнорировать тревогу, затаившуюся внутри с момента встречи с бывшим.
– Зачем это? – спрашиваю, когда он закрывает дверь и мы остаемся с ним вдвоем на улице.
– Что именно?
– Подарок… – под ребрами все клокочет от гнева.
– Хотел сделать приятно. Это запрещено? – смотрит из-под широких бровей.
– Ты пытаешься купить расположение моего сына! – говорю громче, чем требуется.
– Зачем мне это нужно? – ухмыляется негодяй.
– Ты мне скажи, – смотрю на него с вызовом.
– Я просто налаживаю контакт, – не отводит взгляда в сторону.
На протяжении всей процедуры мы практически не разговаривали с Мироном. И я даже старалась не смотреть в его сторону. Но то и дело ловила на себе его взгляд.
А сейчас, когда во мне преобладает гнев, и совсем немного вина, за то, что утаила от него ребенка, то смотреть в глаза бывшему трудно.
– Для чего, Мирон? У тебя есть красавица жена. Твои родители от нее в восторге. У вас наверняка идеальные дети. А если их и нет пока, то они обязательно появятся, и тебе будет неинтересно играть с сыном какой-то деревенской учительницы.
– А вот это мне решать, с кем мне будет интересно играть, а с кем нет, – черты его лица ожесточаются, и мне становится не по себе.
– Конечно, в этом ты всегда был хорош: в том, чтобы поступать по-своему.
– Потому что это моя жизнь, и мне решать, как ее проживать.
– И оттого можно не церемониться с чувствами других людей. Думаешь, твоя жена будет в восторге оттого, что у тебя ребенок на стороне? Или твоя мама вдруг расплачется от счастья? Давай просто остановим это все здесь и сейчас, хорошо? Ты сделаешь вид, что не возил нас на тест, покинешь нашу деревню и забудешь о нашем существовании.
