Нервы у него были как старые пересохшие просмоленные нитки. Только бы они выдержали. Ему казалось, он висит на волоске. Он набрал полные легкие воздуха:
– Ты кое о чем спросила меня перед моим отъездом. Впрочем, может, теперь уже не стоит говорить об этом?
Дина подняла голову.
– Я там думал над этим… И решил, что приму твое предложение.
– Андерс?
Их разделяла курительная комната. Пушистый ковер, который матушка Карен привезла из Копенгагена, с узором из стеблей оливкового и бордового цвета. Андерс сидел возле столика с сигарами. Дина – на кушетке спиной к окну. Луны не было. Только чистое, синее небо.
– Да?
– Ты понимаешь, что говоришь? – прошептала она через минуту.
Он кивнул, прокашлялся. Но не шелохнулся.
– Ты понимаешь, что ты получишь?
– А уж это ты должна мне объяснить.
– Не знаю, смогу ли я дать тебе что-нибудь.
Она по-прежнему говорила шепотом, словно у обитых шелком стен были уши.
– Поживем – увидим, – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней.
– Не похоже, чтобы ты очень обрадовался.
– Я еще не разобрался. Столько лет я даже думать не смел об этом…
– Ты считаешь, у нас получится?
– Все зависит от тебя…
Дина отложила сигару и подошла к Андерсу. Он обнял ее, положил ее голову себе на плечо и робко погладил по волосам.
– Я хорошо вымылся или от меня еще пахнет рыбой?
– От тебя пахнет Андерсом. – Она прижалась к нему.
– Откуда ты знаешь, как пахнет Андерс?
– Теперь знаю.
– Много же тебе понадобилось времени, чтобы это узнать.
– Сколько понадобилось, столько понадобилось. Ты все еще мой брат?
– Нет.
– Почему?
– Потому что это слишком много для одного человека.
Андерс сидел в курительной комнате в Рейнснесе. Он с детства мечтал, что когда-нибудь станет здесь хозяином. Курительный столик с подставкой для трубок и коробкой с сигарами. Горка со старинными голландскими рюмками. И вдруг он понял, что все это не имеет никакого значения. Выходит, счастье не в вещах?
Он чувствовал идущее от Дины тепло. Прижимался щекой к ее голове. Перед глазами у него проносились картины. Дина и Иаков. Дина и русский. Дина, отгородившаяся стеной музыки.
– Я должен задать тебе один вопрос, – сказал он.
– Задай.
– Ты покупаешь меня, Дина?
– Ты так считаешь?
– Нет, но люди будут считать именно так.
– Какие люди?
– Те, которые думают, что между нами уже давно что-то есть.
– И чем же я плачу в таком случае?
– Рейнснесом.
– А я сама? Что я приобретаю взамен? – Она высвободилась из его объятий и встала.
– Ты получаешь мужа, который возьмет на себя заботу о Рейнснесе и о твоем сыне.
– Андерс! Почему ты заговорил об этом именно сейчас?
Она стояла перед ним, стиснув руки. Он опустил голову и не смотрел на нее.
– Чтобы ты сказала мне все как есть.
Эти слова прокатились эхом по всем укромным уголкам.
В дыхании Дины слышались всхлипы, которые выдавали ее волнение.
– Ты думаешь, я у тебя в руках? – Дина проплыла обратно к кушетке.
– Нет. Но я уже не так молод, чтобы, не зная фарватера, в туман выходить в море на открытом карбасе. Поэтому мне нужно знать, как ты смотришь на наш брак. Мне ни к чему этот дом с его серебром, бархатом и плюшевой мебелью. Если у меня на карбасе есть парус и весла, мне больше ничего не требуется.
– Прекрасно! – сказала Дина, глядя на хрустальную люстру.
– Дина, я вовсе не принуждаю тебя сказать, что ты меня любишь. Я только хочу знать… Ведь это уже на всю жизнь…
Она пошарила в поисках погасшей сигары, нашла ее. Пальцы у нее немного дрожали, она была очень бледна. Андерс встал и дал ей прикурить.
