Читать онлайн Галина Шляхова - Сын своего века

© Галина Шляхова, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Вчера прошли похороны профессора Иосифа Бродячего.

Джон бегло перечитал вырезанный из газеты некролог. «На 72-ом году жизни скончался выдающийся учёный, действительный член РАН, Доктор физико-математических наук И. Н. Бродячий известный своими трудами в области квантовой механики и авторским курсом лекций, с которыми он неоднократно выступал перед студентами и аспирантами ведущих университетов Москвы».

Пропустив ряд патетических соболезнований со стороны редколлегии, он перескочил на заключительные строки: «Церемония прощания и гражданская панихида состоится 12 марта в 10:00 во дворе Академии наук».

Джон отложил газетную вырезку, закрыл глаза и, заломив руки за голову, вытянулся на диване. Завтра утренним поездом Жанна должна вернуться домой.

На момент получения от Эдуарда и Дианы телеграммы о смерти профессора Бродячего они уже были в курсе случившегося из газеты, и Джон уже принял решение не ехать. Жанна колебалась, и телеграмма определила её выбор.

Он не был уверен, правильно ли поступил, оставшись дома. Наверно, человек, сыгравший в их судьбе столь значимую роль, заслуживал последнего прощания. Но у Джона не было сил возвращаться в город, из которого он сбежал пятнадцать лет назад, и теребить душу воспоминаниями, которые неизбежно воскресли бы при погружении в давно покинутую обстановку. Совладать с противоречивыми чувствами в адрес покойного он, пожалуй, сумел бы, но гораздо больше его тревожила мысль о встрече с живыми, с теми, кого он по-прежнему не желал видеть, сколько бы воды ни утекло, и с кем ему волей-неволей пришлось бы столкнуться на похоронах.

У Жанны телеграмма вызвала приятное удивление. Он же сомневался, как следовало расценивать такой жест. Что имели в виду эти люди, осмелившись обращаться к ним спустя столько времени? Означало ли их послание, что смерть общего знакомого воспринята ими как нечто вне обид, нечто требующее от каждого поступить в соответствии с долгом совести? Или же они вздумали неуклюже использовать повод, чтоб протянуть ранее связывавшую их оборванную нить? Или, не вдаваясь в размышления о том, уместно ли объявляться под каким угодно предлогом в жизни бывших друзей, они просто сочли нужным поставить их в известность о событии?

Джон с нетерпением ожидал возвращения жены, чтоб утолить снедавшее его любопытство. Где она остановилась, как её приняли, как вели себя при её появлении родственники покойника, выпал ли им случай поговорить на недосказанные темы… Действительно ли у этой женщины, с которой он прожил в браке столько лет, так и не научившись её до конца понимать, хватило великодушия простить предавших её…

К тому же Джон испытывал тягостное чувство оттого, что на дни Жанниного отъезда остался вдвоём с сыном. Их отношения неверно было бы охарактеризовать как натянутые: они никогда не ссорились и не имели причин для недовольства друг другом. Но преодолеть взаимную отчуждённость и скованность у обоих не получалось. Джон задавался вопросом, винить ли себя в том, что всю неделю мальчик приходил домой только ночевать. Совпало ли это с отсутствием матери по случайности или же сын сознательно избегал находиться с ним наедине. Пытаясь быть откровенным с собой, Джон пришёл к выводу, что подозрение второго пробуждало в нём смесь огорчения с облегчением: ведь если бы юноша пожелал коротать с ним время, он понятия не имел, как и о чём с ним говорить.

***

Сын Джона и Жанны в эти мартовские дни каждую свободную минуту проводил в обсерватории при институте. Ещё на первом курсе он добился назначения на пост председателя научного студенческого общества, специально чтоб получить неограниченный доступ к лабораторным помещениям и спокойно посвящать себя своему астрономическому хобби. После пар запираясь в оборудованной приборами ночного наблюдения комнате, он мог часами сидеть в опустевшем институте, вовсе не торопясь возвращаться домой.

Каждый день его девушка Рита, как только освобождалась с уроков, приходила его проведать. Гибкой походкой подкрадывалась к нему, стоявшему у окна спиной ко входу, дарила краткий поцелуй, сзади обвив руками его шею. Затем искала глазами, куда ей присесть, и почти каждый раз обнаруживала на одной из парт свои любимые конфеты в сиреневой коробке в форме морской звезды. Парень покупал их для неё по утрам по дороге в обсерваторию. С довольным возгласом она тут же вскрывала коробку и всегда начинала с конфеты, лежащей ровно посреди – в сердцевине, из которой расходились пять лучей. Ему поднимало настроение краем глаза следить за ней, пока она, будто мурлыкающая от радости кошка, наслаждалась лакомством.

Один из студентов, тоже претендовавший возглавить научное общество, как-то попытался пожаловаться руководству института, что нынешний председатель злоупотребляет своими привилегиями, используя университетские помещения для свиданий с девушкой. Но ректор рассудил не в пользу доносчика: «В наши дни энтузиазм и неподдельный интерес к науке большая редкость, и я не вижу никого другого, кто взялся бы с подобной энергией координировать деятельность общества. Мне внушает доверие и уважение страсть Гены к астрономии, даже если она соседствует в его сердце со страстью к Рите».

На самом деле полное имя юноши было не Геннадий, а Генрих, но он предпочитал не акцентировать на этом внимание окружающих и обычно представлялся усечённой формой. Рита, когда ей стало известно, что у её парня французские корни по мужской линии и отец, следуя давней семейной традиции, назвал его на иностранный манер, удивилась, почему он избегал упоминать о своём происхождении.

– Понимаешь, Jonathan, Henri – это звучит красиво, но когда имена в любом случае адаптированы под российский паспорт и произносятся в быту как Джон или Генрих, они утрачивают всякий шарм, зато от них веет неуместным заграничным пафосом. Да и потом, я ведь почти ничего не унаследовал от своей исторической родины и даже язык её учу крайне неохотно, только ради того, чтоб не обижать отца.

В отличие от Джона, который, хотя и жил в России с младенчества, знал язык своих предков в совершенстве, его сын действительно весьма плохо говорил по-французски. В этом смысле он составлял в своей семье исключение: по материнской линии в его роду преобладали коренные москвичи, однако Жанна была знатоком франкофонной культуры и лингвистики. Она и со своим мужем познакомилась на факультете регионоведения, где оба получали образование. Но от ребёнка они не требовали ступать по их стопам, и лояльно предоставили ему самому выбирать себе увлечения. Пользуясь этим правом, он забросил гуманитарные дисциплины, отдав предпочтение астрономии, и интегрировался в русскоязычную среду, деликатно предоставив называть себя Геной во избежание лишних расспросов.

Впрочем, Рите было не важно, под каким именем её любимый числился в документах, сама она величала его Принцем. Он не интересовался почему, да она и не смогла бы внятно объяснить: просто сразу после знакомства ей показалось, что эта кличка идеально подходила ему, и она машинально начала обращаться к нему так. Ему же это чудачество определённо нравилось.

– Родители не сердятся, что ты последнюю неделю сутками пропадаешь здесь?

Рита присела на край стола и принялась вертеть в руках толстую тетрадь, исписанную закорючками загадочных для неё формул.

– Я же не по подворотням слоняюсь, а занят наукой, это уважительный и благородный предлог, даже если порой я прикрываюсь им, чтоб подольше побыть с тобой, – весело отозвался на её вопрос Генрих.

– Безусловно, но ты всё же почти не бываешь дома…

– Мама на несколько дней уехала в столицу на похороны какого-то своего старого друга. А с отцом, ты же знаешь, мы в любом случае мало общаемся.

Когда Принц представил её своим родственникам, Рита с изумлением отметила, что папа и сын называли друг друга на «Вы». Генрих сослался на отголоски французских порядков. И хотя девушка никогда не слышала, чтоб у французов было принято поддерживать официальный тон внутри семьи, перечить она не стала. А сам Принц, привыкнув к такому формату общения, уже и не помнил, какие неудобства это доставляло ему в детстве. Видя, что между собой родители говорили друг другу «ты», да и к нему мать обращалась так же, ребёнок постоянно путался, как следовало отвечать отцу. Никто не ругал его, когда он сбивался и звал Джона по-разному. Но сам мальчик ощущал неестественность в обоих случаях: ему одинаково неверным казалось и употреблять «вы» в кругу ближайших родственников, и адресовать «ты» взрослому, который к нему, дошкольнику, обращался с формальной почтительностью. Только к восьми годам он наконец приучил себя подыгрывать отцу в выбранном тем этикете.

За весь разговор Генрих ни разу не обернулся, всецело поглощённый своими наблюдениями. Рита привыкла, что оторвать любимого от телескопа стоило немалых трудов. Когда он впервые пригласил её в обсерваторию, она подумала, что более романтичной обстановки свидания трудно себе представить: что может быть чудесней, чем наедине со своей второй половинкой любоваться куполом вечернего неба. Но вскоре ей предстояло убедиться, что Принц полон сюрпризов. Подзорная труба, оптические приборы и талмуды с описанием активности планет и светил интересовали его больше, чем живая красивая девушка. Впрочем, проницательная и снисходительная к его чудачествам, Рита не обижалась на такое пренебрежение. Она быстро оценила, насколько важное доверие оказывает он ей, допуская присутствовать при его занятиях и часами излагая перед ней свои научные гипотезы.

Она не ревновала его к звёздам – пожалуй, они оба любили их одинаково сильно, хотя и совершенно разной любовью. Астрономия и астрология – два угла зрения на один и тот же предмет. Однажды, обсуждая эпизод из «Маленького принца», они сошлись во мнении, что им, как и главному герою, претит подход дельца, который пересчитывал звёзды, возомнив их своим владением.1 Но прийти к согласию, как же, в противовес книжному персонажу, людям следует относиться к космосу, им так и не удалось. Он не воспринимал всерьёз её попытки связывать Вселенную с человеческими судьбами и характерами, а она считала однобоким и узким его подход небесным телам как к объекту для изучения.

Рита спросила, что Принц так внимательно рассматривает на этот раз.

– HD 148427, в созвездии Змееносца. Превосходит наше Солнце в три раза по размеру, в полтора раза по весу и в шесть раз по яркости.

Девушка спрыгнула с парты и подошла к нему. Принц на время уступил ей место у телескопа.

– Как оказалось, ты зря упрекала меня, что в моём интересе к небесной сфере нет души, – с улыбкой отметил Генрих, – у меня всё-таки возникли свои любимцы среди звёзд. Эта мне очень нравится и часто притягивает моё внимание, хотя с научной точки зрения ничего особо занятного в ней не обнаруживается.

– Змееносец – самое загадочное созвездие, вызывающее нескончаемые споры астрологов. Не все считают правомерными основания провозгласить его тринадцатым Знаком Зодиака, но даже среди тех, кто причисляет его к зодиакальному кругу, нет единогласия относительно дат, которые он охватывает. Кстати, по одной из версий, твой День Рождения как раз попадает в фазу влияния Змееносца. Так что, возможно, эта звезда привлекает тебя неспроста, не исключено, что она твой покровитель.