– Ты прав, – сказал он. – Сделаем это вместе.
– Точно, – сказал Толстяк Чарли. Потом спросил: – А что мы сделаем? – но Паук уже поймал такси.
– У нас проблемы, – поведал миру Паук. – Нет больше нашего отца. У нас тяжело на сердце. Печаль покрыла нас, как пыльца в сезон сенной лихорадки. Тьма – наш удел, а несчастье – единственный попутчик.
– Так и есть, джентльмены, – радостно отозвался таксист. – А едем-то куда?
– К трем верным средствам, что души развеют тьму, – ответил Паук.
– Я бы съел карри, – предложил Толстяк Чарли.
– Три средства есть, и только три, для облегчения смертных мук и жизненных потерь, – сказал Паук. – И средства эти: вино, женщины и песня.
– Карри – тоже неплохо, – отметил Толстяк Чарли, но никто его не слушал.
– А порядок имеет значение? – спросил водила.
– Первое – вино, – объявил Паук. – Реки, и озера, и безбрежные океаны вина.
– Идет, – сказал таксист, встраиваясь в поток.
– У меня дурное предчувствие насчет всего этого, – с готовностью поделился Толстяк Чарли.
Паук кивнул.
– Дурное предчувствие, – сказал он. – Да. Мы оба испытываем дурное предчувствие. И сегодня мы возьмем эти дурные предчувствия и разделим их, и глянем им в лицо. Мы будем скорбеть и осушим жалкие опивки бытия. Боль разделенная, брат мой, не умножается, но сокращается наполовину. Один в поле не воин.
– Не спрашивай, по ком звонит колокол, – подхватил таксист. – Он звонит по тебе.
– Ого, – сказал Паук. – Ну и головоломку ты нам подкинул.
– Спасибо, – сказал таксист.
– Этим все и кончается, ладно. А ты у нас, типа, философ. Меня зовут Паук. Это мой брат, Толстяк Чарли.
– Чарльз, – поправил Толстяк Чарли.
– Стив, – представился таксист. – Стив Берридж.
– Мистер Берридж, – сказал Паук. – Как вы смотрите на то, чтобы быть нашим персональным водителем сегодня ночью?
Стив Берридж объяснил, что его смена подходит к концу, и он собирается ехать домой, где его ждут к ужину миссис Берридж и маленькие Берриджи.
– Слыхал? – спросил Паук. – Семейный человек. А в нашей семье только мы с братом и остались. Вот встретились в первый раз.
– Ничего себе история, – сказал таксист. – Кровная вражда?
– Вовсе нет. Он просто не знал, что у него есть брат, – ответил Паук.
– А ты? – спросил Толстяк Чарли. – Ты-то знал обо мне?
– Может, и знал, – сказал Паук. – Но разве ж все в голове удержишь, в наши-то годы.
Машина остановилась у тротуара.
– И где мы? – спросил Толстяк Чарли. Уехали они недалеко. Ему казалось, они где-то поблизости от Флит-стрит.
– То, что просили, – сказал таксист. – Вино.
Паук выбрался из такси и уставился на грязные дубовые доски и чумазые окна старинного винного бара.
– Отлично, – сказал он. – Заплати ему, брат.
Толстяк Чарли расплатился с таксистом. Они прошли внутрь: по деревянным ступенькам спустились в подвал, где румяные адвокаты пили плечо к плечу с бледными банковскими служащими. Пол был посыпан опилками, а список имевшихся в наличии вин неразборчиво выведен мелом на черной доске за барной стойкой.
– Что будешь пить? – спросил Паук.
– Бокал столового красного, – сказал Толстяк Чарли.
Паук глянул на него сурово.
– Мы – последние отпрыски рода Ананси. И мы не можем скорбеть о нашем отце со столовым красным.
– Хм. Верно. Ну, тогда что ты, то и я.
Паук подошел к барной стойке, с легкостью прокладывая путь сквозь толпу, будто никакой толпы и не было. Через несколько минут он вернулся, держа в руках два бокала, штопор и чрезвычайно пыльную бутылку. Он открыл бутылку очень легко, что особенно впечатлило Толстяка Чарли, который обычно, открыв бутылку, страдал, выуживая из своего бокала пробочные крошки.
