– Эй, синеглазый шайтан, а ну марш домой, вот я тебе всыплю!..
И девочка нехотя возвращается.
Зато Мажи и его младшие сестренки Зали и Хади почти целыми днями пропадают у ручья, сооружают там запруды, строят дома из песка… Им-то дома делать нечего. Больная Хажар с радостью отпускает детей, не то будут ныть, есть просить. А дать им нечего. Пусть лучше играют, забудутся…
Хусен не знает отчего, но когда нет с ними Эсет, ему скучно. Он играет и с другими ребятами, но с Эсет интереснее. Может, оттого, что Эсет почти всегда угощает его либо конфеткой, либо сладким коржиком? Но нет. И без этого Хусен готов всегда играть только с Эсет. Потому-то и хотелось ему ехать в поле вместе с ней. А с чужими, незнакомыми людьми какой интерес? Даже поговорить не с кем. Сидишь на арбе, как немой. Уж лучше бы пешком пойти. Все интересней. И за ящерицами можно погоняться в пути, и бабочек половить…
Ну да ладно. Лишь бы добраться до места, а там уж он найдет себе дело: червей будет давить, которых видимо-невидимо на вспаханной земле, а может, ему доверят лошадей погонять!..
Недолго мечтал Хусен. Не проехали и полпути, когда на дороге показались Хасан и Рашид. Хусен спрыгнул с арбы и побежал им навстречу. Увидев на плече у брата уздечку, он испуганно спросил:
– Что, наша лошадь потерялась?
Хасан не ответил, только скосился на шкуру, которую нес под мышкой Рашид.
– Это что за шкура? – спросил Хусен.
– С вашей лошади, – ответил Рашид.
– А где лошадь?
– «Где лошадь?» Не с живой же шкуру содрали! – крикнул Хасан. – Сдохла лошадь!
Больше вопросов Хусен не задавал. Он как-то сжался весь и тоненько, словно щенок, тихо завыл. Не заплакал, а именно закрыл лицо ладонями и завыл.
– Ну что ты, не девчонка же! – чуть помягче сказал Хасан. – Идем домой. Не плачь. Будет у нас лошадь. Обязательно будет. Еще лучше этой.
– Когда нашу лошадь волки задрали, я не плакал, – попытался утешить мальчика и Рашид.
Прошли Витэ-балку и выбгались на большую дорогу. Издали село Сагопши просматривалось как на ладони, и чем-то оно напоминало изреженную лесную рощу. Деревья уже отцвели и обрядились в зелень.
Солнце опускалось быстро. Но вот оно как бы зацепилось за ветку и остановилось, только удержалось на дереве недолго, скоро ушло, будто в землю провалилось. И остались от него одни лучи. Они тянулись вверх, как поднятые оглобли арбы, и ярким пламенем обжигали край неба.
Уже пересекли Согоп-ров, когда Хасан вдруг остановился и сказал:
– Вы идите домой, а я вернусь в балку.
– Ночью? – удивился Рашид.
– Не ходи, Хасан, – взмолился братишка, – идем домой.
– Завтра на рассвете пойдешь, – сказал и Рашид, – уже поздно, скоро совсем стемнеет.
– Я не боюсь темноты, – гордо посмотрел на них Хасан и положил руку на рукоять кинжала, что висел у него на поясе.
– Не понимаю, чего тебе ночью там делать? – пожал плечами Рашид.
– Зато я понимаю. Раз говорю надо, – значит, надо!
Хасан круто повернул и быстрым шагом пошел в обратную сторону.
Рашид и Хусен, недоумевая, долго стояли и смотрели ему вслед.
Было совсем темно, когда ребята вошли в село. Кайпа, открывшая Хусену дверь, так и застыла на месте.
– Вададай,27 ты откуда так поздно?
Не зная как ответить, Хусен заплакал.
– Ва Дяла, что случилось?
Испуганная мать не заметила брошенной сыном шкуры, стояла в темных сенях как вкопанная, и в глазах у нее был только ужас. Наконец она подошла к Хусену, обняла его за плечи и затрясла.
