– Кто?
– Значит – ты. Не буду же я сам себя связывать?
– А я, по-твоему, буду сама себя пришивать?
Мокрый на минуту задумался. Такая простая мысль в его голову еще не приходила. Он совершил маленькую ошибку – позволил мысли удобно расположиться и занять главное место в длинном, но не очень глубоком ряду его умозаключений.
– Ты? – переспросил. – Сама себя? – переспросил. С минуту подумал и вынужден был согласиться. – Нет, не будешь.
– Ты когда соображать начнешь? – Лапша, увидев, что ее мысль произвела в Мокром смену настроения, насела на него. – Предположим, это я тебя запутала. Подумай, как бы я сама себя так зашила?
– А если бы я тебя зашил, как бы я сам себя так запутал? – робко попытался оправдаться сникший Мокрый.
Как ни хотелось ему признавать правоту Лапши, но деваться некуда. Распорол он швы, освободил воровку и от матраса, и от одеяла.
Примирившись, сели они рядышком, стали думу думать. Но в головы никаких разумных объяснений не лезло.
– Если это не ты и не я, значит, нас кто-то чужой связал, – придумал, наконец, Мокрый.
– Точно! – сразу догадалась и Лапша. – Надо его найти.
И отправились они на поиски.
И в кладовки заглядывали, и в шкафы. Под стол и под диван совали нос. Даже на антресолях смотрели.
Никого.
А когда уже совсем отчаялись, удача сама к ним в руки пришла.
– Есть! – закричала находчивая Лапша.
Это она не чужака обнаружила, это она записку увидела. Маленькую такую, к зеркалу кем-то прикрепленную.
Я – ваш кошмар. Прекратите воровать.Партизан Гош
– Что делается? Что делается? – сокрушался Мокрый. – В собственном доме спокоя нет!
Лапша не паниковала. Лапша думала. Записку изучала. Почерк анализировала. Потом внимательно рассматривала стежки, которыми ее к матрасу пришивали. И, наконец, долго ползала по полу – и в спальне, и в комнате, а особенно в коридоре. Пыль нюхала, линейкой что-то измеряла, чужие следы выискивала.
– Нашла что-нибудь? – приставал к ней Мокрый.
– Пока ничего определенного сказать не могу, – задумчивости в ней было на троих. – Но… – оглянулась по сторонам и перешла на шепот, – я вот что думаю.
– Что? – Мокрый тоже оглянулся, хотя точно знал – дома кроме них никого нет.
– Помнишь, нашу последнюю квартиру? Когда нас голоса пугали?
– Как не помнить! Еще дубинкой в лоб поцеловать обещали!
– А потом такой же голос из твоей сумки нам речь толкал?
– Ага, уже в нашей квартире.
– И Жмота напугал.
– Точно, тот же полудетский голос!
– Так вот что я тебе скажу, – Лапша подперла щеку кулачком, медленно выговаривая слова, призналась Мокрому. – Мы его с собой принесли!
– Голос?
– Голос или того, кому этот голос принадлежит.
– Но я все вещи вот этими руками проверил и перепроверил!
– Вещи ты проверил, – подтвердила Лапша, – я своими глазами видела. Только… Что мы искали?
– Жучка искали. Микрофон, пуговицу или кнопку.
– Или он слишком хитрый, и успел раньше удрать, или…
– Или? – Мокрый вытянул шею. – Ну, говори, что ты придумала?
– Кто-то объявил нам войну. Мстит.
– За что?
– А кто знает? Может, мы лично его обидели. Или его близких родственников обокрали. Только чую, следил он за нами с той злополучной квартиры, потом как-то в наш дом проник.
– С какой целью?
– Не знаю пока. Может, чтобы вернуть свое… – Лапша только теперь поняла, что не это главное в поступках неведомого ей Гоша. – Или он дальше метит?
– Мне кажется, – робко вставил слово Мокрый, – это какая-то детская шутка.
