– Ничего себе, кого я вижу перед собой в девять утра! Флетчер, что заставило вас так рано проснуться?
Я переступил через ноги Кантвелла и уселся на стул:
– Чёрт его знает. Но к концу дня я точно буду как выжатый лимон. А что вы читаете?
Оторвавшись от своей книги, Итан сказал:
– «Похвала глупости». Очень помогает разобраться с мыслями.
– Вас интересует средневековая философия? Что же вы наблюдаете в ней, в этой книге?
Протерев глаза Кантвелл пояснил:
– А то, мой друг, что я не перестаю убеждаться в том, что люди совершенно не изменились. Как и шесть веков назад, люди стремятся к славе, верят и надеются в несуществующее, у всех одни и те же желания.
– «Тем и отличен от дурня мудрец, что руководствуется разумом, а не чувствами.» Согласны ли вы с этим, Флетчер?
Я был не готов к таким глубоким вопросам с утра, но подумав, ответил:
– Это очень двоякое высказывание, Эразма Роттердамского. И оно верно в определенной деятельности и ошибочно в другой. Например, полицейскому в свой работе важно руководствоваться только разумом и быть беспристрастным, а художнику или писателю, наоборот нужно вкладывать чувства в то, что он делает, иначе творение его будет сухо и безнадежно.
Кантвелл слушал меня внимательно, а затем спросил:
– А для обычного человека?
– Думаю, во всем нужно соблюдать баланс, ведь что же это тогда будет за человек, полностью лишенный чувств? Это будет не кто иной как неодушевленных механизм, самое настоящее животное.
Пристально разглядывая меня, Кантвелл сказал:
– В каком-то роде ваше высказывание точно. Пожалуй, соглашусь с ним.
Обрадованный тем, что ко мне больше не будет никаких философских вопросов я взял со стола газету и принялся читать, попивая кофе, а Итан углубился в чтение книги. Примерно через двадцать минут раздался телефонный звонок. Итан встал и взял трубку. Не прошло и полминуты разговора, как выражение лица моего друга кардинально изменилось. Я еще никогда не видел его таким потрясенным. Кантвелл положил ладонь на лоб и видимо о чем-то думал, пока кто-то что-то ему рассказывал по телефону.
Итан задавал короткие вопросы, по которым нельзя было понять о чем шел разговор. Затем он положил трубку и нервно зашагал по комнате. Через несколько минут обратился ко мне:
– Флетчер, – сказал он спокойно, – нам нужно срочно ехать.
Отставив чашку я спросил:
– Что случилось?
– Хилари Уэст нашли мертвой в особняке.
Я подпрыгнул с кресла и стал одеваться на ходу:
– Что она делала в доме?
– Вы думаете, я знаю?
– Мы едем на Кэнонс Парк?
– Нет.
– А куда тогда?
Кантвелл нахмурил брови, он размышлял. Затем очнувшись от своей думы, пробормотал:
– На Квинсбери 8, в гостиницу, где жила леди Уэст.
Через минуту мы уже мчались в кебе, варьировали между другими машинами, иногда мне казалось, что мы словно летим над ними, и то было почти правдой, ведь Кантвелл пообещал хорошее вознаграждение кэбмену, если довезет нас как можно скорее. Я часто поглядывал на своего друга, он выглядел спокойным, но я знал, что тот погружен в думу и напряжен. Через десять минут мы уже влетели в гостиницу. Кантвелл кинул свою визитную карточку на стол портье и попросил ключ от номера Хилари Уэст. Визитная карточка подействовала как заклинание, и через несколько минут мы уже шли по длинному коридору. Остановившись у нужной комнаты, мы открыли дверь. Чемоданы, одежда и другие вещи лежали, как и всегда. Кантвелл нырнул вглубь комнаты и стал что-то искать. Я стоял в стороне и наблюдал за ним. Он присел на корточки около чемодана, открыл его и стал в нем рыться. В чемодане были разные блузки, часы, ручки, стетоскоп. Мне показалось, что Итан даже забыл о моем существовании, так он был погружен в работу. С первого взгляда казалось, что Кантвелл не сыщик, а самый настоящий преступник, который роется в квартире жертвы и хочет найти что-то ценное. Перерыв первый чемодан, Итан открыл второй с примерно таким же содержанием. Не найдя ничего нужного он стал обыскивать третий – последний, но порывшись там он вскоре закрыл чемодан и встал с коленей. Кантвелл подошел к кровати, затем лег на пол и посмотрел вниз, под нее. Затем встал, направился к дивану и отодвинул его. Потом в смятении осмотрел зеркало. Я спросил его:
