– Возьми, у тебя глаз острее, – Архаров передал монету Левушке.
– Санкт-петербургского монетного двора, – прочитал Левушка надпись на гурте.
– Так, а тут? – Архаров показал ногтем.
– Мыслете-мыслете-добро… Ага, вензель московского денежного двора… Это как же?
– Молод, зелен, – заметил Медведев. – Тебе и невдомек, что денежка-то крамольная.
– Никшни. И теперь-то про такие дела лучше не болтать, – одернул его Бредихин.
– Я же говорил, что такие рублевики еще сыщутся, – сказал Архаров. – Редко, но попадаются.
– А с чего такая путаница? – спросил Левушка. – Надпись – одна, а вензель – иной?
– Теперь уже никто не вспомнит, – отвечал Бредихин. – Вроде бы при государыне Елизавете перечеканивали монеты из заготовок, сделанных при государе Иванушке, царствие ему небесное. Возили их с одного монетного двора на другой. И не уследили.
– Каком государе? – не понял Левушка.
Старшие офицеры переглянулись.
Медведев и сам не знал, о ком речь. Архаров не интересовался древней историей. Он начал службу при покойной государыне Елизавете Петровне, а что было до того – как бы и вовсе не было. Он только знал, что промелькнуло некое дитя, не имевшее права на престол, но тем не менее претендовавшее, и по милосердию Елизаветы Петровны было устранено от двора, поселено в тихой местности под надзором. И из-за дитяти случилось много времени спустя происшествие с господином Мировичем, взявшимся с чего-то его освобождать.
Бредихин же, самый старший, знал, что не все так просто. Знал он, что дитя, Иванушка, было объявлено наследником российского престола самой государыней Анной Иоанновной, и было оно доподлинно романовского семени – через государя Ивана Алексеевича, что был старшим братом великому Петру Алексеевичу, только от другой жены. И замешался в это дело давний спор о законности государевых наследников. Иванушка был рожден в результате череды законных браков – и мать его, и бабка, и прабабка сперва венчались, потом детей заводили. А Елизавета Петровна была лишь признана отцом – родилась она еще до того, как Петр повенчался на «сердечненьком дружке» Катеринушке. Так что ее воцарение многие сочли в свое время противозаконным – кабы не гвардия, помирать бы ей в цесаревнах, может статься – и постриг принимать, но гвардейцы, преображенцы (о чем даже Архаров знал), на своих плечах вознесли ее к престолу. Только два месяца и успело поцарствовать бедное дитя, государь Иванушка.
– Забылось дело, и слава Богу, – сказал Бредихин. – Вот кабы ты десять лет назад такой вопросец задал, тут же бы нашлась добрая душа, крикнула бы «слово и дело!» Тогда о нем всякую память вытравили, монеты с личиком изымали. Теперь лишь государыня, дай ей Боже здоровья, позволила частично правду сказать.
– На кой ему та правда? – вступился за Левушку Архаров. – Я вон без этих правд до капитан-поручика дослужился. Есть у нас государыня – и ладно, а что было тридцать лет назад – не все ли равно?
– Ты не знаешь, что ли? – спросил Бредихин.
– Не знаю и знать не желаю. Кабы не монета – не вспомнил бы. Раньше их больше попадалось, теперь вот на всю бригаду хорошо коли штуки четыре сыщем… Тучков, дай-ка перочинный нож, – велел Архаров.
– Эй, Архаров, ты что это затеял? – воскликнул Артамон Медведев.
Архаров положил монету на подоконник и острием ножа старательно сковыривал хвост двуглавому орлу…
– Вот и пометил, – сказал он. – Давай вторую, Тучков.
