Про то, как себя вести, когда прибудем, ни слова. О жене тоже молчит, а я трусливо не спрашиваю. В воображение рисую счастливую картинку семьи для Веры, а внутри все переворачивается от плохого предчувствия.
Вдруг жена Коршунова не примет Веру. Будет к ней холодна, равнодушна. Малышка ведь не поймет, почему мама так к ней безразлична. А я ведь вечной няней для Верунчика не буду, только год-полтора, несмотря на то, что Богдана Аркадиевича просила на пару лет.
Заставляют себя собирать вещи, ничего не забыть. Верунчик, словно чувствует изменения в своей жизни, капризничает, не слезает с рук. Только утихнет, только положу ее на диван, заходится в плаче, который разрывает сердце. Когда она засыпает, я со скоростью света запихиваю наши вещи в чемодан и проверяю документы. Если барахло можно купить в магазине, то вот с документами надо быть внимательными. Их не так просто восстановить.
К семи часам мы готовы и нетрепливо ожидаем папочку. Развлекаю Веру, подходя с ней на руках к окну. Она все разглядывает, улыбается. Вряд ли что-то осознает, но вид очень сосредоточенный.
Темные волосики подросли, начинают виться. Глаза голубые-голубые. Заглянешь в них и пропадешь с концами. Сладкая булочка. Я услышу первые слова. Я увижу ее первые шаги. Я буду ее держать крепко за руку, не дам ни оступиться, ни упасть. Я буду ее защищать, как умею, как смогу.
Вздрагиваю, когда слышу вибрацию мобильника. Спешно подхожу к дивану, читаю сообщение. Коршунов нас ждет внизу. Мог бы спросить номер квартиры, подняться и помочь с вещами, но видимо это выше его королевского достоинства.
Тепло прощаюсь с Марьей Ивановной. Старушка желает нам добра и счастья. Я ей крепкого здоровья. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся, поэтому поддаюсь порыву и щедро оставляю на полке несколько купюр. Больше того, что должна заплатить за комнату.
Как-то быстро приходит лифт, стремглав нас опускает на первый этаж. Держа в одной руке переноску с Верой, которая не вовремя начинает хныкать, в другой чемодан и на плече сумка, выползаю на улицу. Ко мне сразу же спешит Коршунов.
Не будь я загружена по макушку, заценила бы отлично сидящей по фигуре Богдана Аркадьевича серый костюмчик, блестящие без пылинки черные туфли, идеальную укладку темных волос, стильные очочи на его аристократическом носу. Прям с обложки глянцевого журнала явился. Еще и машина ему под стать. Такая же стильная, дорогая и не уместная в этом простом дворе среди панельных высоток.
— Давайте помогу, - Коршунов перехватывает у меня чемодан и сумку.
— Могли бы подняться, - недовольно замечаю. Меня награждают странным взглядом, который и толкованию не поддается.
Богдан Аркадьевич закидывает в багажник наши вещи, неторопливо подходит к задней двери и распахивает ее. Я удивленно замечаю детское автокресло, вопросительно смотрю на мужчину.
— Это автокресло, - поясняет, как для дурочки, Коршунов.
— Я вижу. И я знаю, что это такое. Но зачем?
— А вы не в курсе, что перевозить ребенка без автокресла нельзя? Первый же сотрудник ДПС выпишет штраф.
— В нашем городе никто так строго не соблюдает это правило.
— Это в вашем городе, а у нас в столице все дети ездят в автокреслах, независимо сколько им лет.
— Вера ни разу не ездила в таком кресле.
— Надо с чего-то тогда начинать. Сажайте ребенка.
— Она будет плакать и отвлекать от дороги. Может в другой раз?
— Нет! – категорично не соглашается Коршунов, не терпящим возражением тоном.
