– Мы с тобой ещё поговорим, док!
Но последнее слово осталось за Сотомайором, который смерил Че Пулью тяжёлым взглядом, словно собирался ударить.
– Не с «тобой», а с «Вами», с «Ва-ми…» И зовите меня Доктор Эрнесто. Я всё же неплохой врач, если Вы об этом не забыли! А сейчас идите уже! Всё, что можно, Вы уже сделали, Пулья!
Подойдя к дону Серхио, министр Сотомайор измерил его пульс, а затем попросил подать медицинский саквояж, который, несмотря на министерскую должность, продолжал возить с собой к недоумению многих чиновников рангом поменьше.
Провинция Сан-Пабло была самой южной окраиной страны. Не особо плодородные земли и отдалённость от Уль-Трухильо делали её ещё и одной из самых бедных в Умбрии. Конкуренцию могли оставить разве что ещё две соседние – столь же далёкие во всех смыслах – провинции. Каменистая почва и суровый засушливый климат не позволяли собрать большие урожаи маиса и сорго как в других частях страны.
– Ну, что как у вас? – Рубен Леон – тот самый слегка подвыпивший корреспондент первого государственного телеканала в ожидании выхода дона Серхио панибратски общался с Губернатором провинции Сан-Пабло.
В это время два других Губернатора жали руку Сальвадору Горацио и одобрительно кивали головой, давая понять, что уже видели репортажи молодого человека, лишь недавно начавшего работать на телевидении.
– Да как у нас? – Губернатор провинции Эль-Пабло в бесформенном коричневом костюме покачал головой, зная, что эти слова Рубен Леон в эфир не включит, – опять сель сошла на поля. Маиса полно погибло.
– Мда… – произнёс Леон, – а мы скажем, что урожай рекордный. Два миллиона тонн по всей Умбрии. А то и три!
– Сотомайор прилетел? – Губернатор Сан-Пабло прервал рассуждения столичного журналиста.
– Да прилетел-прилетел, – Рубен Леон был явно раздражён, – и Пулья здесь. И эта… по культуре. И юное дарование из молодёжного правительства.
Но никто из больших чиновников не выходил из Президентского салона до дона Серхио. Даже Пулья, которого настоятельно выпроваживал Сотомайор, присел рядом с Министром культуры в последнем ряду в носовой части «Эль-Уракана». Таково было негласное правило – не опережать Президента. Оно же распространялось, например, и на соревнования в рамках Дня умбрийского спорта. В беге на символические 500 метров в ВИП-группе всегда побеждал дон Серхио, неспешно преодолевавший дистанцию. «Обогнать самого? И потом покинуть Умбрию? А где меня ждут? В Колумбии? В Парагвае? Может, в Панаме?», – приводил как-то Рубен Леон слова одного из чиновников.
Наконец, спустя 30 минут после того как был подан трап, на него из салона ступил Президент Тапиа и давно отработанным, ставшим механическим жестом помахал куда-то в сторону обрамлявших Сан-Пабло предгорий Анд. При этом лицо дона Серхио было довольно бледным, верхняя пуговица рубашки вопреки обыкновению расстёгнута, а потому узел стильного галстука, который стоил как небольшая старенькая домашняя электроподстанция в домах некоторых жителей этой провинции, располагался на пару сантиметров ниже дрожащего президентского кадыка.
В этот момент участники ансамбля заиграли старинную национальную песню о тяжёлой судьбе одинокого кондора, который летел через перевал в суровый мороз. Однако, появившийся откуда-то сзади Базиле Годой энергично замахал руками, пытаясь заставить музыкантов замолчать. Губернатор одной из провинций наступил Годою на ногу со словами: «Они всю ночь в аэропорту сидели, скотина! Дай им песню сыграть!» Затем этот же чиновник – чуть громче и, глядя с улыбкой на праздно шатающегося Рубена Леона с Первого канала, добавил ошарашенному сотруднику протокольной службы: «Для нас встреча Президента – всегда праздник». Тот в свою очередь пытался оправдать задержку, сказав что-то о самочувствии главы государства после перелёта, но оставил попытку, увидев, что дон Серхио на трапе широко улыбается, сосредоточив взгляд на артистах в пончо и сомбреро.
