Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков - страница 45

Как показывает анализ источников, на начальном этапе освободительной борьбы чехов и словаков в годы Первой мировой войны в России, в них чаще употреблялся термин «чешский», хотя зачастую, или как правило, в него вкладывался «чешско-словацкий» смысл. Лишь во второй половине 1916 г. наблюдается более обдуманный подход к национальной терминологии, что, на мой взгляд, отражало новый этап борьбы за единство различных ветвей чешского и словацкого движения в России. Эту борьбу возглавили именно представители «петроградского течения» во главе с Б. Павлу, который тогда считал себя также представителем словацкого движения.

В документах того времени и переписке деятелей русского землячества чехов и словаков (из Союза чехо-словацких обществ в России) со второй половины 1916 г. часто встречается термин «чешско-словацкий» или «чешско словацкий» без дефиса и лишь изредка по инерции используется термин «чешский», но уже как синоним «чехо-словацкий». Причем представители «русских» чехов и словаков предпочитали употреблять слово «чешско-словацкий», а не «чехо-словацкий».

Материалы Союза обществ и Корпуса сотрудников военнопленных при правлении Союза (т. е. из круга тех, кто непосредственно знал атмосферу на местах и вел среди военнопленных пропаганду) говорят о том, что словацкое самосознание не было таким неразвитым, как это утверждала часть легионерских деятелей в России (и особенно в ЧСР после их возвращения на родину). Например, один из них в заметке «Словаки» (середина 1916 г., писал, что из сотен словаков, которых он близко знал, «лишь незначительная часть с гордостью считала словацкий язык своим. Дома у них говорят по-словацки, молятся по-словацки, но сами они, мол, не славяне, а венгры! Таковы уж словаки в плену – и нужно открыто признать эту горькую правду… Лишь изредка приходят письма от наших доверенных в лагерях, в которых бы говорилось о сознательных словаках, желающих предоставить себя в распоряжение нашей акции по освобождению чехословацкого народа»[170].

В легионерской литературе 20-х гг. и чехо-словакистской историографии (в частности, можно указать работы участника движения Ивана Марковича) делалась попытка отрицать, что одной их причин, приведших к миссии Штефаника (а несколько ранее – Й. Дюриха) в России был словацкий сепаратизм и необходимость в связи с этим урегулировать взаимные отношения среди «русских» чехов и словаков. Факт, однако, что именно урегулирование словацкого вопроса, наряду с военным и другими вопросами, входило в задачи русской миссии как представителя Чехословацкого национального совета М. Штефаника, так и представителя американской Словацкой лиги Г. Кошика в ходе их турне по России в годы Первой мировой войны. В одной из своих поздних исторических работ Папоушек среди назревших в 1916 г. в русском землячестве чехов и словаков проблем называл «трудности со словаками-сепаратистами во главе с проф. Квачалой»[171].

Так что заявление Г. Кошика в одном из интервью 1916 г. в России, что чехи и словаки уже имеют сознание единого народа, было скорее стремлением выдать желаемое за действительное