Т. С. Есенина о В. Э. Мейерхольде и З. Н. Райх (сборник) - страница 18

До 1935 года Всеволод Эмильевич занимался архивом сам, причём совершенно незаметным образом и прятал свои бумаги где придётся – в разных шкафах и ящиках. Весной 1935 года у Вс. Эм. появился личный секретарь – Екатерина Александровна Александрова (это родственница поэта Шершеневича, З.Н. была знакома с ней с 1919 года). Екатерина Александровна занималась в основном архивом – раскладывала всё в хронологическом порядке и делала для каждой папки опись. Эта её работа продолжалась до весны 1938 года, то есть и в самые мрачные дни, перед закрытием театра и после, она каждый день являлась на Брюсовский, перебирала бумаги и стучала на машинке. Готовые папки укладывались на специально сделанные столяром закрытые полки, их подвесили под потолком в передней, примыкавшей к кабинету Всеволода Эмильевича. Здесь и находился архив, когда пришла беда.

В июне 1939 года наше семейство находилось – кто где. Всеволода Эмильевича я видела в последний раз на даче 11 июня в день моего рождения. Чуть ли не в эту же ночь он уехал в Ленинград*. Зинаида Николаевна не сопровождала его, помнится, потому, что не хотела оставлять Костю – у него была сессия в институте. Каждый вечер она говорила с Вс. Эм. по телефону, не делая заказа через междугороднюю, – Мейерхольду было разрешено пользоваться каким-то прямым каналом. Но за день-два перед 20 июня Вс. Эм. был уже не один – к нему приехала, чтобы немного его обслужить, сестра З.Н. Александра Николаевна, с ней был её муж В.Ф.Пшенин – у него были свободные дни.

На Брюсовском, значит, жили трое – Зинаида Николаевна, Костя и Лидия Анисимовна. А я была на даче с сыном, нянькой, дедом, бабкой, с сестрой Вс. Эм. Маргаритой Эмильевной, приехавшей погостить.

Как вы уже знаете, 20 июня на дачу днём ворвались, размахивая пистолетом, Галич и Куличенко. Они заявили, что будут делать обыск. Показали свои удостоверения, но ордера на обыск они не имели. Деда дома не было – ушёл куда-то. Я помчалась звать соседей. По дороге соображала – что же это за вторжение. И ведь даже не вспомнила про Мейерхольда. Несмотря на то, что мой муж вернулся из заключения (он в эти дни жил в Москве), я подумала, что опять совершается какое-то самоуправство по линии Кутузовского семейства. Помните, я писала, что восемь месяцев прожила с сёстрами Кутузовыми. Ежедневно я забегала тогда на Брюсовский, благо это было рядом, но никогда ни о чём не рассказывала. А житьё у нас было беспокойное, и не только потому, что в квартиру вселили лубяночника: его коллег, видимо, притягивала наша беззащитность, и они то и дело тревожили нас по разным поводам. К примеру, явились однажды вечером четверо в форме и просто-напросто забрали у нас кровать, разумеется, не описанную и конфискации не подлежащую. В общем, за эти месяцы я научилась и помалкивать, и не бояться всех этих мародёров, и чем только можно им противодействовать.

Ну вот, двое-трое соседей тут же вызвались идти со мной, это были простые люди, без чинов и званий, и они ничего не боялись, особенно хорошо и авторитетно умела скандалить «Воробьиха», владелица смежной дачи – один из постоянных объектов наблюдений Всеволода Эмильевича. Прибегаем, а обыск уже начался, перепуганные старухи сидят на диване, а пришельцы роются в письменном столе Мейерхольда. Поднялся шум – не имеете права без ордера, – лубяночникам же, как известно, предписывалось шума не допускать. Тогда Куличенко (типичный такой представитель своей зверской профессии – невысокий плотный молодой хохол с головой, обритой наголо) подошёл ко мне и нехотя достал из кармана какую-то бумажку: