За столиками призывно замахали и загалдели. Девушки, кокетливо изгибаясь, сошли с эстрады.
– Пойдемте, – сказала внезапно возникшая золотистая Люба.
Прошли по коридору. Люба стукнула в белую дверь.
– Марина Петровна, к вам. Те самые.
Слепаков и его спутница вошли. Брюнетка сидела в глубоком кресле возле большого стола, заваленного мишурой и глянцевыми журналами с фотографиями бело-розовых и белокурых девиц «ню». Высоко закинув одну на другую длинные ноги, Илляшевская говорила по мобильному телефону.
– Вы не пожалеете, – смягчая густой голос, мурлыкала она. – Наши клиентки в восторге. Да просто слюни пускают от удовольствия… Вообще возможны самые разнообразные варианты, если вас интересует личное общение. Приезжайте, ждем в любое время. Чем могу помочь? – это уже предназначалось двум вошедшим.
– Мне нужно срочно поговорить со своей женой Зинаидой Слепаковой. Она у вас играет на…
– Знаю, – к водительнице «Жигулей»: – А вы?
– Я просто за рулем.
– Я хотел бы забрать из этого… из этой… свою жену, – прибавил Слепаков, чувствуя, как недобрая энергия снова пробуждается в нем, превращаясь в некое агрессивное намерение.
– Мужчина, если вы желаете пообщаться с Зинаидой, пожалуйста. Антракт продлится полчаса. Правда, иногда он затягивается по специфическим причинам. – Высокая брюнетка в камзоле и сапогах усмехнулась. – Но отпустить музыканта, озвучивающего действие, не представляется возможным. Она освободится к утру. Если только не заинтересует какую-нибудь из наших гостий. Зина, конечно, уже не молода, но изредка имеет спрос.
– Что?! – взбеленился Слепаков, сжимая кулаки. – Она здесь играет или…
– Насильно Зину сюда никто не приводил. Она подписала договор. Ей платят хорошие деньги. Пройдите, мужчина, в конец коридора. Там вы ее найдете. А вам предлагаю покинуть помещение, сесть в машину и подождать господина Слепакова. Адье!
В конце коридора Слепаков приоткрыл низенькую дверцу. Увидел комнатку, больше напоминавшую чулан. Тонкая негритянка и рыженькая барабанщица, накинув махровые халаты, курили и прихлебывали из широких бокалов желтое пойло. Пахло спиртным. Зинаида Гавриловна сидела перед зеркалом на высоком крутящемся круглом стуле и, что-то жуя и одновременно промокая лицо косметической салфеткой, говорила:
– Устала жутко, прямо валюсь с ног. Кто-то держится на барбитурате. Вы, девки, хлещете виски. А что мне прикажете делать? Я не в том возрасте, чтобы… – Ее побледневшее сквозь грим лицо, буквально вылезшие из орбит глаза и раскрытый рот с недоеденным куском выразили ужас.
Обе ее коллеги выронили сигареты и поставили бокалы на туалетный столик.
– Что такое, Зина? – обеспокоенно спросила негритянка на чистейшем русском языке.
– Там стоит… – помертвев, произнесла Зинаида Гавриловна. – Он там вот…
– Кто там? – повернувшись к двери, сердито буркнула рыженькая.
Зинаида Гавриловна схватилась за сердце. Слепаков вошел, сел, ничего не говоря, на какой-то табурет, положил ногу на ногу и уставился на жену.
– Бандит? – пятясь, осведомилась негритянка. – Стрелять будете? Или грабить?
– Не буду стрелять. А грабить нужно внизу, где собрались эти… Ну что, Зина, допрыгалась?
Коричневое лицо негритянки обмякло. Облизнувшись, она отхлебнула из своего бокала.
– Разборка… – хмыкнула она добродушно. – Бывает… Хотите шотландское виски, дедушка?
– Сева! Сева, как ты оказался здесь? Как ты узнал?! – трясясь, вскрикивала Зинаида Гавриловна; слезы обильно полились из ее серых красивых глаз, и грим был испорчен.
