Та самая другая дочь - страница 3



– Там пришел этот Веснин. Автор «Любовных страстей». Ты ему назначил на четыре. По поводу покупки его пьесы.

Только этого ему не хватало. Бесед о покупке пьесы. «Для несуществующего театра?» – шепнул внутренний голос. Но Марк заставил его замолчать. Сейчас нельзя расслабляться. Он должен работать как всегда. И все будет нормально. Не может быть, чтобы жизнь поступила с ним так несправедливо. Не может быть.

Марк посмотрел на часы.

– В четыре? Какого же дьявола он явился на четверть часа раньше?! Любовные страсти заели? Пусть посидит. Мне надо привести себя в порядок.

– Налить тебе еще кофе?

– Налей. Покрепче и погорячее. И ему предложи.

– Я уже предложила, – улыбнулась Зина, – но он отказался. Сидит весь из себя такой напряженный. Похоже, он пришел к тебе ругаться.

– А чего ему со мной ругаться, – отмахнулся Марк. – Условия покупки его шедевра не изменятся. Все-таки не Вильям Шекспир.

– Он так не считает. Он уверен в том, что является одним из крупнейших драматургов современности.

– А ты ему скажи, что одним из крупнейших мы считаем того сумасшедшего, что был у меня вчера. Как его?.. Бульман? Булькин?

– Бальман.

– Во-во, Бальман. Вот он и есть один из крупнейших. А все остальные – так, мелюзга.

Марк наскоро привел в порядок одежду – затянул узел галстука, отложил поверх него воротник сорочки. Зина принесла и поставила перед ним еще одну чашку кофе.

– Он говорит, что за его «Грезы» сражаются лучшие театры Европы.

Марк на мгновение замер.

– И кто побеждает? – спросил он совершенно серьезно.

– Где? – не поняла Зиночка.

– В сражении лучших театров Европы?

– Об этом он не говорит.

– А ты спроси. И заодно узнай, чего он к нам пришел, если Европа сражается? Не жалко ему Европы?

– Я спросила, – Зиночка улыбнулась. – Он говорит, что им движут патриотические соображения. Он обижен на Европу за ее антисемитизм.

– Господи, – Марк провел ладонью по лбу, – сколько же в этой стране сумасшедших!

Он вспомнил о женщине из своих снов, и неприятная мысль «и ты – один из них» предательски скользнула где-то в глубине мозга. Марк поднял глаза на Зиночку. И уловил насмешку. Неужели и она подумала о том же? Неужели он и вправду сходит с ума? Интересно, как это вообще происходит? Наверное, начинается как у него – со снов и галлюцинаций.

Заканчивая туалет, Марк влажной салфеткой протер глаза и руки.

– Через десять минут запускай ко мне этого гения, – сказал он и добавил: – Что еще?

– А еще тебе звонила Вера.

Тон Зиночки изменился и стал равнодушно-вкрадчивым. Эту новость она приберегла на сладкое.

– Давно?

Он зевнул, прикрыв рот кулаком, демонстрируя полное равнодушие к этому факту. Звонила и звонила. Мало ли кто ему звонит.

– Полчаса назад.

– И что ты ей сказала?

– Я перевела разговор, но ты не взял трубку, и я ей сказала, что у тебя совещание.

– И что она?

– Спросила, когда ты освободишься. Я ответила, что у тебя дела до восьми.

– А она?

– Она будет тебя ждать в половине девятого там, где вы условились.

– Хорошо.

Зина помедлила, но он наклонил голову к бумагам, демонстрируя, что не собирается обсуждать с ней чьи бы то ни было звонки и свои встречи в вечерние часы на заранее условленном месте. Зина закрыла блокнот и пошла к двери. Взявшись за ручку, она обернулась.

– Вера будет у нас работать?

– У нас? С чего ты взяла?

– Ну… Она актриса… И ты к ней неравнодушен… И…

– Зина, – строго перебил он, – в театре будут работать только те, кто необходим театру. А не мне лично. Мне лично, кстати, она тоже не нужна.