Граф впрочем, дал себя уговорить довольно быстро, хотя, может и не последнюю роль в этом сыграло появление в гостиной прекрасной Степаниды, потихоньку утвердившейся в доме в роли хозяйки.
Веки Степаниды тревожно вздрогнули, когда граф Сегюр встал при ее появлении и назвал ее госпожой Погожевой. Однако Алексей Васильевич поспешил развеять его заблуждения, сказав, что она всеже не жена, а прима его театра, но тут же добавил, что для него с неких пор второе куда более свято, чем первое.
Граф Сегюр при сих словах постарался сохранить невозмутимость, но вот театром заинтересовался, и тотчас к его удовольствию было организовано представление «Мельника», которым он безмерно восторгался, но более всех конечно Степанидой, которой прочил большое будущее на подмостках.
Так прошло несколько дней. С утра и до сумерек Сегюр рассказывал о диковинках Мексики и Перу, вечерами играли спектакли и каждый раз иной, а ночами прекрасная Степанида делила постель то с одним воздыхателем, то с другим. Через неделю примерно выпал снежок и потеплело. Граф Сегюр распрощался с Алексей Васильичем, и вот тут Погожев и загрустил о развеселой столичной жизни и, что скрывать, об умных и тонких собеседниках, коих в деревне взять неоткуда. Так загрустил, что забыл ждать нового балетмейстера, а он как раз по свежему санному пути и нагрянул.
Месье Паскаль оказался довольным жизнью цветущим господином лет сорока. Алексей Васильичу он показался несколько более плечистым, чем следовало бы быть служителю Терпсихоры. На минуту он даже усомнился в его рекомендациях, но как только француз взялся за дело, сомнения Погожева быстро улетучились. Месье Паскаль живо поставил всю балетную труппу к станкам и потребовал сделать упражнения, после чего каждому артисту дал его цену, с которой Погожев внутренне согласился.
Более всех месье Паскаль отличил еще совсем молоденькую балерину Маланью Неволину – дочку театральной швеи. С ней он долго возился и в конце концов сказал, что эта девочка клад и из нее выйдет большая артистка, чем порадовал сердце графа, который считал балет слабой частью своего театра. Высокая оценка француза заставила графа очень внимательно присмотреться к Малаше, и он сделал вывод, что она оч-чень даже мила, а уж ножки…
Теперь с новой силой закипела работа. Готовились к Рождеству, и спектакль ставили на библейский сюжет. Сам граф написал нехитрую пьесу, а капельмейстер Фридрих Штальбаум, нанятый в Питере, подобрал к нему музыку. Выходило превосходно. Репетиции, подбор декораций и костюмов отбирали у Погожева все время целиком, так, что граф забывал порой поесть, спал часа по три, иногда не раздеваясь. Что уж говорить о деловых бумагах, касавшихся управления имением и прочей писанине вроде писем, отчетов управляющего и губернских газет, что грудилась у него на столе. Все это он оставил до после премьеры.
И вот она грянула. Успех превзошел все ожидания. Овации энских помещиков не смолкали так долго, что актеры уж устали кланяться. Больше всего внимания перепало, конечно же Степаниде Лапиной, имевшей сценическую фамилию Алмазова, что представляла саму Пресвятую Деву Марию. Но в этот день свою славу она неожиданно поделила с молодой примой-балериной Неволиной, которой было дано прозвание Хризолитова – она играла Ангела. Роль свою балерина и правда исполнила безупречно и заслужила не только аплодисменты, но и поцелуй барина прямо за кулисами и аж на глазах у самой Степаниды. Балерина скромно потупилась и убежала. Граф, посмотрев ей вслед, поцеловал кончики пальцев. Степанида набычилась. Запахло грозой.
