Только не ему я удивлялся.
Перед директором стояла Божья Коровка.
Подтянутая, стройная, на своих вечных каблуках. В узкой юбке до колен, что округляла ее бедра до болезненного спазма в моей груди. Снова эта невралгия совсем не к месту. Темные волосы были собраны на затылке в строгую ракушку, а грудь скрывал плотный пиджак. Из нас двоих именно она подходила больше на роль учительницы, но почему-то в Макаренко заделался именно я.
— А вот и Тимур! — радостно возвестил Палыч.
Ага, это я. И она тоже знает, что это я. Только кто мне объяснит, что она здесь делает?
— Иди, сюда, бедовый! — звал меня директор. — Танцуй, хорошие новости тебе Ксения Михайловна привезла. Курсы для тебя нашла, поможет хотя бы первую корочку получить.
Она покраснела и закусила губу, но быстро взяла себя в руки. Холодно улыбнулась, как будто только из вежливости. И снова сосредоточила свой взгляд на директоре, пока я продолжал жадно ловить ее взгляд.
Ну посмотри на меня, Снежная ты королева. Ну посмотри. Какие курсы? Какую корочку?
Какого хрена? Это уловка? Подстава?
— У тебя мороженое тает… — бросила она мне и снова улыбнулась Палычу. — Может быть, я сама Тимуру обо всем расскажу?
— Конечно! — обрадовался тот. — Тем более, я и сам не совсем понял, о чем вы. А мне детей пора в школу загнать. А ну, сорванцы, стройсь! Не рви сетку, Данилов! Не тебе за нее платить! Спасибо, Ксения Михайловна, за ваше участие. Видишь, бедовый, все-таки не прошел даром твой спектакль. Тронул ты Ксению Михайловну своей самоотверженностью. Ну давай, не заставляй меня краснеть.
Я кивал, пока Тимофей Палыч говорил. И как только он ушел, перевел внимательный взгляд на Божью Коровку.
— Может, объяснишь мне, что здесь происходит?
Она кивнула. Скривилась от гвалта и махнула рукой в сторону аллеи, которая вилась вокруг памятника. Очевидно, там было спокойнее.
— После вас, Ксения Михайловна.
Она закатила глаза и прошла вперед. Казалось бы, всего лишь переступая ногами, ведь именно это действие нужно совершить, чтобы ходить… Но эта ее походка… Эти движения бедер в узкой юбке…
Какая же она, должно быть, маленькая без своих каблуков.
И как же я, проклятье, по ней соскучился.
Она оглянулась, чтобы проверить, иду ли я за ней. И бросила:
— Как дела?
— Сама знаешь, раз пришла.
— А ты сама вежливость, Тимур.
— Конечно. Хочешь мороженое? Ты так на него смотришь.
Она перевела удивленный взгляд на стаканчик с пломбиром в моих руках.
— Ты его уже ел? — спросила с прищуром.
— Нет. Бери.
Поколебавшись, она протянула руку и сомкнула пальцы выше моих.
Не думать ни о чем таком.
Не думать.
— Отвернись, — сказала, как только взяла стаканчик себе.
Да ни за что на свете!
— Отвернись! Я не хочу, чтобы ты смотрел, как я… Как я буду…
— Лизать его, — закончил я. — Давай. Оближи его.
— Я скорее выкину этот рожок, чем сделаю это у тебя на глазах.
— Не выкинешь. Я добыл его непосильным трудом. Моя первая в жизни работа, Ксень. Так что лизни его. Пожалуйста. Это же просто мороженое.
Это не просто мороженое, конечно. Это моя ожившая сексуальная фантазия, но я ни за что не скажу ей об этом.
И тут она вдруг поднимает его выше и, аккуратно обхватив губами, медленно посасывает кончик.
Блядь. Я в раю.
— Мммм…. — протянула она. — До чего же вкусно, Господи.
Время замерло. Птицы заткнулись. Мир перестал вращаться. И мое сердце ухнуло куда-то в пятки, когда она, все-таки решившись, приоткрыла рот и слизнула каплю подтаявшего пломбира.
