– Эй, Плявин, ти мине дольжен, – протянул Сайдалишка.
– Иди на хуй, « сандаль», – спокойно ответил Вовка, усаживаясь рядом. Кое- как восьмером усаживаемся в машине. Москвич рывком, выпуская клубы чёрного дыма, тронулся с места, через минуту в ночном Кулябе раздался рев.
– Э, труба упала, – запричитал Сайдали, имея наверное ввиду глушитель.
Не ссы кричал Плавин, я тебе таких труб до хуища дам! Таджик недоверчиво косился на Вовку, а тот продолжал орать:
– Зуб даю, у меня этих труб – во! Он хотел показать сколько, но не мог, поэтому уточнил:
– До хуя вообщем.
– Это сколько? – решил уточнить «сандаль».
Это больше, чем до ебеней матери, уточнил Вовка, и вынес приговор:
– Теперь ты мне должен, обезьяна. До бани доехали без особых приключений, в багажнике у Сайдали было все для банкета, и он таки начался. Катька повела своих товарок мыться, а мы окунулись в бассейн и решили обсудить главное.
Костя, мы на винт не намотаем? задаёт законный вопрос Плавин.
А ты на клыка дай, резонно замечает Костя.
– Знаешь, сам и давай, -злюсь я, и говорю:
– Я не буду, деньги только на ветер.
– Ну и куда их девать? – опешил слегка старшина.
– Пехоте перепродай, – замечает Плавин, я видел они в карауле сегодня. Сказано-сделано, Костя написал записку начкару и Сайдали увез в сторону части подарок, причём вместе с Катькой, которой Костя выписал пинок для ускорения.
– Ну а теперь, за строевой смотр, и за шторм двадцать, – произнес старшина, когда ревущий болид Сайдали затих вдалеке.
Утро было печальное, на плацу, под ласковым таджикским солнцем дурел весь личный состав полка. Перед каждым бойцом, как на хреновом рынке, лежал вещмещок, перед вещмешком – тряпка, обязательно зелёная, с кучей кармашков в коих было все, нитки иголки, пуговицы и основа основ- подворотнички, не менее двух. И бирки, бирки повсюду, это главное. Ротный Нестеров непонимающе смотрел перед собой, отходя после проставы. Кабанов, закинув насвая, красный, как рак, стоял в первых рядах и окончательно оглох, поэтому нач. штаба просто вздохнул, когда пытался спросить что- то и махнул рукой. Плавин истекал потом, и молча завидовал мне и «Ваньке», то есть Иванову Вовке, за наше гасилово в наряде. Панасенко с обреченным видом стоял у открытых ящиков, именуемых мат. базой. И началось. Бодро отдав рапорт о наличии по штату, списку и вообще и в частности личного состава, ротный подзавис. У нас, оказывается, штат даже переполнен, помимо штабных девушек, у нас на должностях были жены, подруги жён и не только, а также очень много ветеранов с невыговариваемыми фамилиями, но они есть, хотя в строю стояли полторы калеки. Начальник штаба проверил все лично, даже кантики на затылке и, не долго думая, командует:
– Правый ботинок снять! Зря он это сделал, тёплый ветерок сразу принёс лёгкий аромат даже до дизеля, где в тени я и Ванька играли в нарды.
Почему воняет? я вас спрашиваю!
– Это вопрос к Плавину. Вовка от жары обалдел настолько, что рубит, не думая.
– Пока вас не было, не воняло! Пауза, бравый подпол делает вид, что ничего не случилось и продолжает:
– Почему носки не по уставу? Вовка смотрит себе на ногу, вернее на носок с бабочками и отвечает, не думая:
– Чё было, то и купил!
– Расстегнуть китель! -уже звереет нач. штаба, и попадает в цель, ибо у Плавина, как и у многих, тельняшка вместо майки. Выдерживая паузу, подполковник чётко произносит:
