«Люди! – Эта мысль не утешила его, нет. – Люди, они тоже разные. Узнает кто-нибудь, догадается – и все. Кончики. Тогда не выберешься».
Он помрачнел, отворил меховую тужурку и осторожно потрогал внутренний туго набитый карман; он сделал это невольно – рука сама потянулась к пакету.
Плотный, перевитый шпагатом пакет оттягивал карман и упруго похрустывал в пальцах.
– Нет, – вздохнул, запахиваясь, темноволосый, – уж лучше без людей, без приключений!
Он осмотрелся, позевывая. Швырнул хворостину в огонь; шипя и щелкая, взлетели искры – высветили кроны и засеяли снег, и темнота отпрянула на мгновение, а потом загустела, надвинулась, хлынула в глаза.
И в этот момент невдалеке возникли медленные шаги.
Темноволосый поспешно нашарил ружье, положил его на колени и так – напрягшись и оцепенев – сидел какое-то время.
Шаги приближались, они звучали мерно и отчетливо. Было слышно, как под подошвами крошится наст. Снежный шелест, сухое поскрипывание сучьев – все это ширилось и нарастало… Затем из чащи появилась громоздкая фигура в мохнатых унтах и заиндевелом ватнике; на плечах незнакомца висела полевая брезентовая сумка, и, придерживая ее ладонью, он сказал сиповатым, застуженным баском:
– Привет! Принимай гостей.
– Привет, – отозвался темноволосый, – грейтесь… – И сейчас же он насупился, распрямился, насторожась:
– Вы сказали – гостей? Это как же… Разве вы не один?
– Нет, один.
Незнакомец подошел к костру, и свет упал на его лицо – скуластое, крупное, поросшее жесткой щетиной. Брови его, и ресницы, и глубокие складки у рта – все было густо опушено морозцем. Он утерся – засопел, зорко глянул из-под бровей.
– Один. А что такое?
– Ничего. Просто поинтересовался.
– Ну а ты, – помедлив, спросил человек в унтах, – один здесь?
– Д-да…
– Ага! Ну вот и ладно!
Незнакомец уселся, покряхтывая. Подышал в ладони, простер их над мигающими углями.
– На пару веселей будет, способней, верно я говорю?
– Пожалуй…
«Странный какой-то тип, – тоскливо размышлял темноволосый. – Телогреечка старая, засаленная, а унты новые – такие обычно летчики носят. Кто ж он есть на самом-то деле? Заросший, мрачный. И без ружья – это тоже странно. Ночью в тайге нормальные люди не ходят безоружными… Хотя, с другой стороны, для меня же лучше – спокойней».
Он сказал:
– Что ж, давайте знакомиться! – Привстал, раздвинул губы в улыбочке. – Михаил.
– Очень приятно, – прогудел человек в унтах. – Скрипицын! – Крепко, коротко стиснул руку Михаила, оглядел его сощурясь, ощупал взглядом лицо, пушистый, в пестрых разводах шарф…
«Залетный, – подумал он, – и настороженный какой-то. Поди разберись, чем ты тут дышишь?»
– Далеко направляешься? – спросил он погодя.
– Нет… а вы?
– Что – я?
– Далеко?
– Да как сказать, – задумчиво поднял брови Скрипицын. – Здесь любой конец неблизкий… Тайга! – Он моргнул глазом. – Ты эти места хорошо знаешь?
– Не особенно. Так, в общих чертах.
– Недавно только прибыл?
– А что? – сказал, кривя губы, Михаил. – Заметно?
– Конечно.
– Это почему же?
– Да вообще. – Скрипицын неопределенно пошевелил пальцами. – Больно уж вид у тебя такой. Этот шарфик, то-сё…
И он неожиданно качнулся к Михаилу и цепко ухватил его за край шарфа.
Широкая его пятерня лежала на отвороте михаиловой тужурки – на самой груди – плотно лежала и тяжело, и, чувствуя эту тяжесть, Михаил отшатнулся резко.
– Да не бойся, – лениво, затягивая слова, сказал Скрипицын.
