Аккуратно ступая, Степан вместе с попутчиками держал ухо востро и курок на взводе. Он не сводил глаз с прицела и едва сдерживался, чтобы не выстрелить в первую попавшуюся тень. Казалось, в любой миг из ветвей могли выпрыгнуть дикие хищники, вцепиться в глотки охотникам и растерзать, как беззащитных куропаток. Тело била дрожь не то от холода, но то от боязни таинственной слежки. Степан глядел во все глаза, вертел головой по сторонам, но его неизвестный наблюдатель по-прежнему оставался незаметным. Это уже походило на паранойю. Оставалось надеяться, что по возвращению в город навязчивое чувство преследования, наконец, исчезнет, как туман.
Под ногами звонко хрустели сучья, с пышных хвойных ветвей срывались снежные хлопья, и словно вторя фамилии Степана, рассыпались в серебристо-белую пыль. Пробираясь сквозь густые поросли, охотники долго бродили, окрестности Хымвынара находились далеко и Степану казалось, что они зашли уже глубоко в чащу. Удивляло то, что они при этом всё ещё никого не встретили и не поймали. Степан сетовал на то, что охотники не взяли с собой лаек. Ищейки бы сейчас пригодились.
Редколесье осталось позади, пышные сосны и ели росли плотно прилегая друг к другу, и, тесно сплетаясь корнями, перегораживали путь непролазной стеной. Охотники дошли до седых склонов Таймырских гор, слегка растянулись гуськом, и пристально осматриваясь, продолжили следовать вдоль подножий. По пути всё чаще попадались поваленные сосны и скатившиеся валуны, скованные толстой коркой льда. Владимир предостерёг о стрельбе – участок был лавиноопасный.
Сверху присыпала мелкая снежная крупа, редкая, мягкая, оседала на одежду, деревья и отяжеляла на ветвях и без того грузные белые шапки. Густо сплетённая паутина из хвойных сучьев и колких иголок мешала выслеживать добычу, создавала труднопроходимые заросли. Мороз в тайге не чувствовался так остро, как на продуваемой всеми ветрами тундровой равнине – деревья грели, но Степана всё равно бил озноб. Холод выдавливал из лёгких воздух, леденил пальцы даже в плотных перчатках, и время от времени приходилось разминать руки. Пробежка в преследовании какого-нибудь зверя сейчас явно бы не помешала. Несмотря на все старания, охота проходила безуспешно и никто дичь не подстрелил. Степану казалось, что все звери словно чуяли присутствие чужаков и в пущей осторожности не высовывались из-за деревьев, а только пугали пристальной слежкой, вели себя так, будто их кто-то предупредил. Он стал задумываться, а не пора ли собираться обратно. Охота выдалась на редкость скучной и унылой, как будто всё в округе вымерло. Не хотелось возвращаться с пустыми руками, но Степан полагал, что дальнейшие поиски бесполезны.
Время близилось к полудню, и в поведении Лешего всё чаще замечалась нервозность. Он бросал на Влада быстрые взгляды и всё кивал в сторону, будто требовал повернуть назад. Тот сбавил шаг, стиснул зубы и показал жестами приготовиться к стрельбе. Леший обошёл Степана сзади под видом высматривания следов, снял с предохранителя винтовку и прицелился в спину.
– Знаете, я тут подумал, – сквозь одышку проговорил Степан, – может, мы не можем никого выследить, потому что не взяли с собой собак? Раз уж пошли на охоту то почему мы их оставили?
Охотников встревожили высказанные подозрения. Вдруг идущий в стороне Анатролий услышал треск и остановился. Он вздёрнул указательный палец и пошёл на хруст веток. Его движения заставили всех встряхнуться, а Лешего отвлечься и повременить с выстрелом.
