Тахион - страница 18

– Это наш проект, профессор. Я не смог бы без вас…

Григорий Евлампиевич махнул рукой, остановив собеседника:

– Ладно. Я домой, уже на ногах не стою. Если сегодня такой ажиотаж был, завтра вообще караул. Нельзя, чтобы это всё отвлекало нас от исследований, Витя. Всё указывает на то, что наши расчёты безупречны, но именно поэтому люди не простят нам даже малейшей ошибки. Мы должны работать так, как работали последние четыре года. Успех – это спокойствие в минуту всеобщей эйфории. Успех похож на бенгальский огонёк. Зажёгся ярко, но через мгновение потух. А спокойствие и последовательный труд – именно они делают из сиюминутной вспышки неугасающее пламя.

– Запомню, Григорий Евлампиевич, спасибо, – Виктор задумался над услышанным и через минуту добавил вслед уходящему профессору: – Григорий Евлампиевич, я хотел бы сегодня напоследок зайти к «Джоконде»…

– Зачем? И как ты это сделаешь, комната квантового компьютера ведь закрывается после шести.

– Там Егор Харитонович дежурит, вы знаете… Его хотел бы увидеть, поблагодарить за то, что все эти годы всегда помогал нам, допускал до «Джоконды»… Даже без очереди иногда…

– Хорошо, – мягко и довольно улыбнулся Саглуупов, – скажи ему от меня, что я обязательно зайду завтра, принесу его любимое печенье.

Попрощавшись с учителем, Виктор решил пешком пройтись до просторного гексагонального кабинета, где стоял квантовый компьютер. Здания института были внушительными, и переходы из одного корпуса в другой можно было принять за полноценную прогулку. Часто засиживаясь за исследованиями и не замечая, как заканчивается рабочий день, Виктор любил ходить по коридорам института, освещение которого вечером приглушалось. Подобный антураж был для молодого учёного приятен. В опустевших залах и коридорах родного дома науки было что-то притягательное, будто целый мир, опускающийся в тень, оживал для него в стенах, настенных картинах и безлюдных лабораториях, молчаливых и величественных. Это были моменты отдыха от повседневной суеты. Моменты сосредоточения на собственных мыслях и тишине, которыми Виктор искренне наслаждался. Чтобы спокойствие и тишина не превращались в тоскливость, Виктор иногда сопровождал свои походы мелодиями, напевая их себе под нос либо включая в наушниках что-то классическое. Под звуки музыки, казалось, развивались занавеси, дополняя прелесть уходящего дня. Закатные лучи переливались из широких окон на мраморные колонны здания, рождая своей красотой множество умиротворяющих аллегорий. Мелодия дарила Виктору тёплые чувства: не зная отчего, он будто прощался с родным институтом, вспоминая самые добрые, прекрасные мгновения, проведённые тут. Он чувствовал, что в этот день словно завершалась целая глава его жизни, в которой он, мальчик из ниоткуда, прошедший через множество преград и лишений, невообразимых для его сверстников, стал настоящим учёным и смог постичь всю глубину науки, понять её основы и подойти к последней тёмной вуали мироздания, сотканной самой природой для сокрытия тайн устройства и истории Вселенной. Виктор находил прекрасное во всём, ибо всё виделось ему частью единого общего, целого, неотличимого на атомном уровне. Он искренне наслаждался тем, что умел мысленно сочетать поэзию природы с научным объяснением, дающим красоте мира логичность, полноценность и стройность.

Остановившись у кабинета, где был установлен квантовый компьютер, Виктор продиктовал в специальный дверной приемник свои инициалы, так как кабинет открывался лишь ограниченным числом учёных из руководства института, имеющих доступ к «Джоконде». Среди них был и Егор Харитонович, формально не принадлежавший к элите научного центра, но пользующийся её покровительством, в знак которого ему и был вручён ключ к комнате с главной вычислительной машиной. Ожидая, пока дверь откроется, Виктор уставился в окно, продолжая размышлять о смыслах своей судьбы и мира науки, частью которого он был счастлив быть.