Дикие, жестокие картины гнались за мной по пятам, как озверевшая стая хищников. Десятки отрицательных тестов, на которые смотрела с ужасом и отчаянием… ребенок на руках моего мужа… и эта… женщина, утверждавшая, что Артем способен на изнасилование.
Я ехала обратно к матери – в тихий мирок, где хотелось затеряться, но, как бы старательно ни смотрела на дорогу, видела перед собой все то, что хотела бы забыть.
Когда я затормозила у дома, меня уже почти трясло. Так и не взяв с собой вещи, за которыми ехала, я взбежала по ступенькам на шестой этаж и выдохнула, только оказавшись в квартире.
Мамы дома не было. Наверно, сейчас это было только к лучшему. Я не хотела ничего – ни вопросов, ни жалости. Я хотела перестать существовать. Или уснуть и проснуться только тогда, когда весь этот ужас закончится. Когда смогу снова свободно дышать…
Я опустилась на постель, бессмысленным взглядом обведя так хорошо знакомую обстановку. Мама не изменила здесь ничего – комната оставалась такой же, как тогда, когда я здесь жила. Казалось, что та, кажущаяся сейчас столь далекой Ника, просто вышла из нее ненадолго и вскоре вернется.
Но не было больше той Ники. Она пошла за человеком, который казался ей воплощенной мечтой, и в нем же без остатка растворилась. А Ника нынешняя пыталась собрать себя по осколкам, но они никак не складывались в единое целое.
Мимо меня текли минуты, а может, и часы, но ни сердце, ни разум, не находили ни в чем покоя. Мой беспокойный взгляд в очередной раз скользнул по старому пианино и, подчиняясь этой тяге, я подошла к инструменту. Музыка всегда помогала мне прежде – в ней можно было спрятаться ото всего, потеряться на долгое время. У музыки я искала помощи и теперь.
Пододвинув стул, я села за пианино и, прикрыв глаза, предоставила рукам возможность действовать на ощупь. Первое касание клавиш – и я отключилась ото всего, растворилась в мелодии, даже не осознавая, что именно играю.
Сколько так прошло времени – я не знала сама. Просто играла, выплескивая через музыку всю боль, всю растерянность и все непонимание, что делать дальше. Чему верить.
Остановилась я только для того, чтобы сделать глубокий вдох. И тут же услышала позади себя деликатные аплодисменты.
– Ты играешь все так же прекрасно, – сказал до боли знакомый голос.
Вздрогнув, я обернулась. Артем стоял у двери, опершись на косяк и смотрел на меня так… странно, что я впервые в жизни не могла бы сказать, что плещется в его глазах. Они мрачно, как-то лихорадочно блестели. Казалось, восторг в них боролся с чем-то темным, опасным.
Только теперь я поняла, что на моих собственных глазах проступила предательская влага. Отвернувшись, я вытерла слезы, и, не поворачиваясь к мужу обратно лицом, спросила:
– Как ты вошел?
– Мама открыла.
Я закусила губу. Это его «мама», хоть он и всегда так называл свою тещу, теперь казалось издевательским и неправильным.
Собравшись с духом, я все же посмотрела на него. Старалась делать это беспристрастно, словно впервые вижу. Изучала это давно хорошо знакомое лицо, как чужое, и задавалась вопросом – способен ли был этот человек на насилие?
И с ужасом поняла, что не знаю ответа.
– Что тебе нужно? – спросила как можно спокойнее.
И только теперь заметила увесистую сумку в его руках.
Артем подошел ближе, изучающим, ищущим взглядом заглянул мне в глаза. И было в выражении его лица что-то такое неизбывно печальное, что сердце у меня дрогнуло.
