И все же они перегнули палку. Ведь его опрокинули на землю, почти задушили. Сервон, конечно, был привычным к подобным выходкам, но то, что позволили себе на этот раз, было неприемлемо.
Он почувствовал еще большее раздражение, когда подумал, что именно Панкорво был организатором всей этой никуда не годной шутки.
Виконт вспомнил разговор у двери клуба. Панкорво тогда ловко расспросил его обо всем, узнал, что он не носит с собой оружия, потом всю дорогу следил за ним из своего фиакра и устроил засаду на углу аллеи Вдов.
Сервону давно уже не нравился этот тип, и он с удовольствием поискал бы повод для доброй ссоры с ним.
Но перед тем, как что-то предпринять, необходимо было убедиться в том, что его подозрения достаточно обоснованы. И Сервон решил, что будет действовать по очень простому плану.
Как известно, чтобы мистификация полностью удалась, необходимо, чтобы жертва сама поняла, что ее провели. Лишь только это произойдет, все сразу с большим удовольствием поднимут ее на смех.
Понимая это, Сервон решил, что отправится в клуб, как ни в чем не бывало, даже словом не обмолвится о случившемся и будет спокойно дожидаться, пока любезные шутники не выдадут себя сами.
Что же касается таинственного письма, то его этим утром, примерно в десять часов, передал привратнику какой-то незнакомый посыльный.
В течение всего дня виконт испытывал необычное для себя нервное возбуждение.
Он одновременно злился оттого, что стал посмешищем для дураков, и в то же время радовался, что его деньги нашлись.
Но, по правде говоря, он больше злился, чем радовался.
Поэтому, когда виконт около полуночи появился в клубе, он буквально кипел от раздражения.
Вся вчерашняя компания уже была в сборе, но тема разговора сменилась. Все с большой серьезностью обсуждали достоинства английских кучеров.
О происшествии с бароном теперь вспоминали не больше, чем об убийстве герцога де Гиза.
Сервон, терзаемый своей навязчивой идеей, послушал и пришел к выводу, что все попросту сговорились и ждут, когда он начнет рассказывать о ночном происшествии.
Тогда он, не спуская глаз с собравшихся, принялся рассуждать о правилах управления мчащимся на большой скорости экипажем.
Но, к огромному удивлению Сервона, его выслушали, ему ответили, и он не обнаружил даже намека на улыбку или заговорщицкий жест.
Господин Панкорво играл в пикет, сидя в трех шагах от группы собеседников. Он с обычной вежливостью и с самым невинным видом поприветствовал виконта.
Такая всеобщая сдержанность совсем сбила с толку бедного Сервона.
Он сделал попытку с помощью разных намеков вернуть разговор к происшествию с бароном. Но эта тема уже никого не интересовала.
Лишь один господин Панкорво в какой-то момент, как говорят охотники, «сделал стойку».
Он спросил у виконта, не было ли у него по дороге неприятных встреч, на что Сервон сухо ответил, что все обошлось без происшествий.
Иностранец кивнул с видом человека, не желающего обсуждать всякий вздор, и спокойно продолжил начатую партию.
Все это навело Сервона на мысль, что в действительности дело может оказаться более серьезным, чем ему вначале показалось, и что в клубе орудует сообщник бандитов.
Теперь он ничего не понимал и вернулся домой в полном недоумении, не преминув на этот раз воспользоваться наемным экипажем.
Сервон уже был готов попросту обратиться в полицию, но вспомнил, что придется писать заявление, участвовать в скучных процедурах и пришел к выводу, что лучше просто помалкивать.
