При его появлении какая-либо из рабочих семей брала этого человека к себе на иждивение и содержала день-два, пока не соберут средства и харчей для его дальнейшего путешествия. И хотя в каждом доме было "шаром покати", выражать недовольство было не принято. Наоборот, отец и мать, а по их примеру мы – дети, относились к такому человеку с максимальным уважением, чтобы он, не дай бог, не почувствовал благотворительности, а принимал всё, как должное. Мать стирала для него одежду и приводила ее в порядок, его усаживали в удобном месте за столом, выделяли лучший кусок, укладывали спать поудобнее. И это принималось, как должное, естественное.
Сегодня это может показаться странным, неправдоподобным, но тогда, это было действительно так, и в этом проявлялась большая солидарность трудового люда.
Ведь все мы жили в страшной бедности, едва сводили концы с концами. Люди понимали, что не сегодня – завтра каждого может постигнуть та же участь, и поэтому отказать такому страннику в гостеприимстве считалось большим грехом. Меня и сейчас жена, порой, упрекает за то, что я готов товарищу или знакомому отдать последнюю рубашку. Но это не является результатом особой щедрости натуры, а воспитано обстановкой, царившей в нашем доме с тех пор, как я себя помню.
Нужно сказать, что эта благотворительность была не стихийной, а организованной. Для содержания таких странников между рабочими устанавливалась очередь, и никто не вправе был уклониться от участия, иначе ему грозило общее осуждение. Но бывало и так, что среди странников оказывался опустившийся человек, готовый на злоупотребления. Так, однажды, у нас появился странник, утверждавший, что направлен к нам на постой.
Не помню, сколько он у нас прожил – сутки или двое. За это время мы собрали ему средства на дорогу, мать отремонтировала и почистила ему одежду. Получив всё, что было ему собрано, он ушел, но не дальше трактира, где пропил все собранное ему родителями. Об этом узнали мой отец и другие рабочие семьи, участвовавшие в сборе средств. Отец был очень разгневан. Человек он был спокойный, доброжелательный и я никогда не предполагал, что он способен на такую суровость. Он надавал пьянице по щекам, и его с презрением изгнали из нашего района. Это было понятно, ведь оказывая помощь, любая семья отрывала у себя последнее, урезала и без того скудный, голодный паек. Притворство, обман в этом случае были святотатством. Но такие случаи были редки.
Мои дети и внуки, знакомые часто удивляются, что я даже будучи нездоров, не могу находиться без дела, проводить время без определенной цели, в прогулках и т. п. Но удивительного в этом ничего нет, так сложилась жизнь.
Когда мне было шесть лет от роду, мой отец, как я уже рассказывал, работал на веялочной фабрике, выпускавшей веялки для сельского хозяйства. Фабрика находилась в центре города, а мы жили на окраине и, чтобы успеть на работу отец уходил в пять утра и работал там до шести вечера. Обычно к концу недели, чтобы заработать побольше, он работал круглые сутки, не заходя домой.
Понятно, что при такой работе отца нужно было кормить. Поэтому мать вставала еще раньше и принималась разделывать поставленное с вечера тесто, из которого она готовила пирожки с картофельной начинкой. И вот здесь начинались мои заботы. К восьми утра я должен был отнести завтрак отцу. Делал я это с большой охотой и гордился, что мне доверяют.
