Так и есть. Книга вторая - страница 5

Разговор наконец-то ложился в правильное русло и потому Тема, потянувшись за бутылкой, продолжил развивать успех:

– После первой не закусываю. Но между первой и второй перерывчик небольшой… – при этом ловко и умело, как ему показалось, подцепил ногтем язычок пробки и сорвал ее одним решительным движением. Глухо чпокнуло и завоняло спиртом.

Стараясь не терять фасону, Тема солидно разлил по фужерам. Спиртовая вонь усилилась.

Салтычиха впервые за все время их короткого знакомства глянула на него с некоторым намеком на уважение и жестом фокусника извлекла чуть ли не из рукава красно-желтую баночку консервов с изображением кита, надписью Kinoya’s и какими-то иероглифами. «Японскими» – понял он, глядя на черное Made in Japan в нижней части этикетки.

– Уважаю, – скупо бросил Тема, с некоторым облегчением человека избавленного от решения нового ребуса увидев кольцо для открывания на крышке, взял в руки банку и решительным движением вскрыл ее.

Чокнулись, опрокинули.

Тему спасло одеревеневшее со времени вчерашнего одиночного застолья горло. Глаза рванулись из орбит и, чтобы скрыть грядущую конфузию, он молниеносно наполнил фужеры вновь и повторно чокнулся с Салтычихой. Опрокинули снова.

Рыцарским жестом Тема подвинул закуску в сторону Салтычихи, чем она не преминула воспользоваться, опрокинув в рот часть содержимого. После чего лихо стукнула баночкой, возвращая ее собеседнику.

В это время Тема боролся с мучительным соблазном исторгнуть наружу как только что выпитое, так и оставшееся в желудке со вчерашнего вечера. Водка была теплая, с мерзким железистым привкусом и обжигающе-отвратительная. В последний момент нечеловеческим усилием воли он удержался от непоправимого и, судорожно вцепившись в банку, повторил движение Салтычихи.

Что-то мягкое шлепнуло по нёбу, диафрагма окончательно рванулась было наружу, но в этот момент солоноватый бульон вдруг смягчил его внутренности и тошнота резко отступила. С приятным изумлением он сглотнул жидкое содержимое и принялся неторопливо жевать консервированное нечто, судя по рисунку на этикетке – кусочки китового мяса.

– Зинаида Сильвестровна! – вдруг протянула ему руку Салтычиха.

– Тема! – с достоинством парировал он.

– Ну, Тема, что делать-то будем дальше? Осталось нам минут десять от силы.

В голове наконец-то начало проясняться. Стихла боль и даже отступила тошнота, преследовавшая его с самого пробуждения. Ноги стали очень легкими, а комната вдруг заиграла приятными красками. Салтычиха смотрела на него добрыми понимающими глазами, и Теме пришлось приложить некоторые усилия для того, чтобы собраться с мыслями и вернуться к диалогу.

– Салтычиха Сильвестровна… эээ… ой… Зинаида…

– Ну Зинаида, так и што, холоп? Я ужо, почитай, хер годков как Зинаида. А говори давай!

Тема безмятежно думал, что бы ответить этой замечательной женщине. В том, что она замечательная, у него не было никаких сомнений, и с каждой секундой эта уверенность усиливалась, ровно с той же быстротой, как легкий шум в голове. «Ланиты румяны небось», – вдруг почему-то в тон Салтычихе подумалось ему. Это было обычное дело: стоило Теме выпить хоть немного алкоголя, как щеки его заливал обидный юношеский румянец, столь неуместный для взрослого мужчины его лет. Недаром вчерашние хулиганы обозвали студентом – в моменты стресса он так же краснел. Если верить ученым, это добрый знак: значит, кровь приливает к голове и деятельность мозга становится эффективнее, в отличие от людей, которые бледнеют в аналогичных условиях – тем, напротив, не светит ничего хорошего, так как по науке физиологически они лишаются подпитки своего интеллекта. Вот только чисто косметически он предпочел бы благородную спокойно-бешеную рыцарскую бледность лапотно-крестьянской краснорожести.