Читать онлайн Екатерина Антонова - Так случилось… Роман

Шёл 1957-й год. Фрол Иванович сидел у небольшого окна в своей избе, бесцельно смотрел на улицу, за которым бурлил полной палитрой красок летний день, и предавался воспоминаниям. Не радовало сейчас Фрола Ивановича ничего. Вздыхал грустно, потирая нывшую больную ногу. А вспомнить ему было что: детство, революция, воевал не один год. Многое было у него уже за спиной.… Две жены: первая – Варвара, потом и вторая, Наталья…

А сейчас вот остался один на один со своими воспоминаниями… Никто не навестит даже. Разве что изредка кто заглянет из знакомых, с которыми многое связывает прошлое, с кем поднимали колхоз в родном селе Пихтовское… Например, шофёр Семён, с которым в 1942-м однажды отвозили в НКВД пойманного диверсанта. Авдотья, которая в трудные годы становления колхоза, в военные годы, была незаменимым и секретарём, и бухгалтером.

Но сейчас Фрол Иванович напоминал собой старое больное дерево, которое из последних сил гибнущими корнями тянет влагу из земли, как и он теперь тянул жизненные соки из своего прошлого. Сейчас больше любил тишину, которая давала возможность ярче воспринимать, перебирать воспоминания, не отвлекала суетой нынешней круговерти повседневности.

Очень и очень многое изменилось в жизни вокруг. Теперь уже и самому Фролу Ивановичу, только что отметившему своё 75-летие, странно вспоминать то обстоятельство, что в тот год, когда он родился, (а это был 1882-й год), Россия была ещё империей, и царствовал в то время предпоследний русский монарх Александр Третий. Вдобавок к этому, в то самое время всего лишь какие-то двадцать лет прошли, как крестьяне перестали быть крепостными, получили свободу. Но для большой истории это совсем небольшой срок. Большая История оперирует веками, тысячелетиями, или поколениями. Иногда сам себя Фрол Иванович называл в шутку «антиквариат, который никому не нужен».

Родился Фрол у родителей третьим по счёту, к тому же в семье бывших крепостных крестьян Ивана Анисимовича и Акулины Панкратьевны. Нынешним молодым даже трудно такое представить, не верится им, что такое когда-то могло быть. Правда, матери Фрола участь быть крепостной благополучно миновала, это унижающее человеческое достолинство право было официально отменено как раз в год её рождения, в 1861-м году, императором Александром Вторым. А вот отцу Фрола Ивану Анисимовичу довелось таки быть холопом у местного помещика Кирилла Михайловича Ростиславского. Правда, был Иван тогда малолетним пацаном, и мог лишь со своими двумя старшими братьями Кондратом и Кузьмой только помогать своему отцу Анисиму, который служил у барина конюхом. Собственно, отсюда и пошла их простая фамилия – Конюховы, ведь и предки Анисима тоже служили на конюшне. Были ещё у отца Фрола Ивана две сестры Лукерья и Прасковья. Но они дома помогали матери. Были тихими, незаметными, словно тени своей матери Акулины.

А если рассудить по факту, то все они, фактически, были в то время просто живым товаром, пока не получили «вольную». Ни больше, ни меньше, а живым товаром. Только вот и с этой самой «вольной» идти им было некуда. Так и осталась по этой причине большая семья Фрола Конюхова в услужении у Ростиславского почти до самой октябрьской революции 1917-го года.

Жили в обычной простой избе, каких в России тысячи. Никаких излишков у них никогда не водилось. Не с чего им было их копить, эти самые излишки. Только семья раньше была куда как больше… В 1892-м году обрушились на страну страшный голод и тиф. Конечно же, эта большая беда не миновала и родное село Фрола Пихтовское, что раскинулось в глубинке, на просторах таёжной Сибири. В очень короткое время умерли один за одним и дед Анисим, и отец Фрола Иван, мать Акулина, средний брат Фрола Кузьма.\, обе сестры отца. Из всей большой семьи чудом выжили только Фрол со старшим братом Захаром. Остальных родственников за год безжалостно скосила болезнь.

В это тяжелое время, (1892-м году), Фролу было всего десять лет. Он никогда нигде не бывал дальше околицы села, и даже представить не мог, что в городах у богатого дворянского сословия всё намного иначе… Тем более, если сравнивать с жизнью в далёком сибирском селе, за тысячи километров от столицы. Совершенно по-другому проходила жизнь, чем у простого народа. Например, так, как у неких господ Бояровых…

…В большой, начищенный до блеска дом Антона Львовича Боярова было приглашено всё высшее общество города по случаю дня рождения его любимой и единственной дочери Марии.

– Анна Кирилловна, голубушка, поторопитесь, скоро уж гости съезжаться начнут, – не скрывая нетерпение обратился он к супруге, когда та, шурша нарядным платьем в пол, неторопливо вышла из просторной комнаты дочери.

– Антон Львович, душа моя, не торопи. Всё успеем. Не так скоро, – и жеманно повела руками в стороны.

Обращаться друг к другу по имени – отчеству было заведено у них ещё с самого начала их супружеской жизни. Отчего-то они считали это непременным признаком изысканности, воспитанностью. За двадцать долгих лет счастливого супружества эта их привычка никак не изменилась.

– Василий Владимирович, полагаю, непременно будет у нас сегодня. Это была бы хорошая партия для Мари. Как ты думаешь, душа моя? – спросила Анна Кирилловна, неторопливо расположившись на диване в роскошной гостиной.

– Василий Владимирович хоть и молод, но большой капитал имеет. Это – да, Анна Кирилловна. Совершенно правильно, голубушка, подметили. А всё покойный батюшка его, Владимир Андреевич. Заботился об их состоянии. Помнится, я всегда говорил, позвольте вам заметить, дражайшая Анна Кирилловна, что это умнейший молодой человек, и с таким достойным зятем, доложу вам, был бы весьма покоен за нашу дочь, – согласился Антон Львович, удобно располагаясь на диване неподалеку от супруги.

Помолчав, он с гордостью добавил:

– И мы, однако, приданое немалое за Мари даем. Да-с!

– Мы могли бы тогда уехать в Петербург… Ах, какая прелесть! – заговорила Анна Кирилловна, мечтательно глядя куда-то вверх. – Стали бы выезжать в большой свет, свели бы близкое знакомство с известными особами. Может быть, даже сам Государь изволил бы оказать нам свою благосклонность…

Помолчав, она капризным голосом добавила:

– Антон Львович, я непременно хочу переехать туда! Здесь так мало достойных людей. Решительно не с кем общаться!

Её супруг лишь вздохнул с грустью:

– Всё понимаю, голубушка. Однако, нам прежде надо дождаться, чтобы Василий Владимирович пожелал жениться на Мари, просил её руки. Уж тогда мы можем и переехать. Как бы славно дела поправили!

– А если всем представим, что Василий Владимирович намерен в скором времени составить партию с Мари? Не дурно бы! – хитро поглядев на супруга, предложила вдруг Анна Кирилловна. – Но так, чтобы это исходило бы не от нас, а от другого какого-либо лица. Полагаю, Наталья Юрьевна быстро разнесёт слух. Известная сплетница. Только слово скажи ей. Тогда на него в других домах в городе будут смотреть уже как на человека, имеющего определённые обязательства. И другие барышни на выданьи узнают, что он не свободен. А там, глядишь, Василий Владимирович и сам совершенно свыкнется с этим, примет, будто это его собственное решение, и сделает предложение Мари…

– Весьма не дурно придумано! – сразу же оживился супруг, заулыбался, и потряс поднятым вверх указательным пальцем.

Но тут же опустил руку, посерьёзнел, поскольку в его голову закрались большие сомнения, с которыми не замедлил тут же поделиться с супругой:

– Но, голубушка, Анна Кирилловна, а если он решительно не пожелает жениться? И такое ведь может случиться…

– Душа моя, говорить будет Наталья Юрьевна, с неё и спрос. Все знают, она что угодно придумать способна, – усмехнувшись, ответила на это супруга.

Антон Львович сразу успокоился, и пришёл в восторг. Довольно проворно встал с места, не смотря на свою грузную комплекцию, и поцеловал пухленькую ручку супруги.

– Я всегда восторгался вашим умом, Анна Кирилловна, но сейчас вы превзошли все мои ожидания!

Но тут их разговор прервался вошедшим слугой, полным важности. Он громким голосом доложил:

– Андрей Борисович Залесов с супругой изволили прибыть!

– Хорошо. Поди, проводи в залу, скажи, что незамедлительно будем, – распорядилась Анна Кирилловна, и, томно вздохнув, пошла подруку с супругом к первым приехавшим гостям.

– Андрей Борисович, голубчик, как мы рады вас видеть! – расплываясь в широкой улыбке заговорил Антон Львович. – И дайте-ка я вас от души обниму! …Пульхерия Сергевна, позвольте ручку…

– Пульхерия Сергевна, душечка, как же не хватает нам вашего общества! – слащаво заговорила Анна Кирилловна, направляясь к гостье.

– А я вчера вас поминала, голубушка, – и дамы жеманно расцеловались, едва касаясь друг друга напомаженными щеками.

– Где наша именинница? Отчего её нет? – весело спросил Андрей Борисович хозяев дома, держа в руках круглую картонную коробку с большим розовым бантом.

– Я сей же час за ней пойду, – сказала Анна Кирилловна, и отправилась за дочерью.

– Ну-с, прошу покорно располагаться, где вам будет угодно, – любезно пригласил Антон Львович.

– Ах, Антон Львович, как же вы всегда так обходительны! И, помнится, ваш батюшка был человеком весьма приятных манер, – со сладостью в голосе сказала Пульхерия Сергеевна, неторопливо усаживаясь на мягкий диван.

В сопровождении Анны Кирилловны появилась юная виновница торжества. Это была высокая худенькая девушка, с бледностию на утончённом личике. Её модное светло-голубое платье со множеством рюш, сливаясь с цветом глаз, придавало невероятную воздушность образу девушки. Она очень походила на утончённой работы фарфоровую статуэтку.

Андрей Борисович быстро встал с места ей навстречу. С радостной улыбкой сказал:

– Мария Антонна, голубушка, наконец-то, мы имеем большое счастие видеть вас, и от нашего семейства поздравить с днём ангела! – и поцеловал узенькую холодную ручку барышни.

Именинница сделала лёгкий реверанс, и негромко пролепетала:

– Я вам весьма признательна за внимание, которое вы оказали. Надеюсь, вы с приятностию проведёте у нас время.

– Пожалуйте принять подарок! – и Андрей Борисович вручил Мари ту самую коробку с розовым бантом. Легко было догадаться, не открывая, что в ней находится шляпка, и, вероятно, самого модного в то время фасона.

– Благодарю вас за подарок! – снова пролепетала барышня с улыбкой, и, передав коробку матери, изящно повторила свой лёгкий реверанс, который поставил высокую оценку за обучение гувернантке Мари Жаклин Де Веронье. Гувернантка с самого раннего детства воспитанницы прививала хрупкой девочке изысканные манеры, и весьма в этом преуспела…