Такая любовь - страница 7

В обычные дни это мучение длилось бы бесконечно. Но сегодня, когда снаружи доносилось: «Христос воскресе из мертвых», люди могли пройти еще в одну дверь. И они потихоньку скрывались за ней. Там их ждало чудо. Другой мир. В светлой комнате их ждали чистые листы и краски. Белый Ангел предлагал входившим что-то нарисовать. Люди, конечно, терялись. За время пребывания среди зеркал они отвыкли творить и делать что-то самостоятельно. Многие забыли цвета и не различали запах красок, некоторых слепила белизна чистого листа. Кто-то останавливался в дверях, зачарованный голосом Ангела, который плескался по комнате прекрасной музыкой.

Осторожно подбирая слова, ведь она почти разучилась говорить, первой захрипела Женщина: «А что рисовать? Я не помню лиц. Только маски, или размытые пятна».

Ангел улыбнулся: «Рисуйте все что хотите. Может, весеннюю грозу или первый снег?»

Мужчина, который мог увидеть себя только во Враждебном, прошипел: «Гроза. Вы с ума сошли? Она же несет разрушение. А первый снег увеличивает количество аварий на дорогах».

«Увольте», – откликнулся импозантный Мужчина в очках, -«первый снег – чудо для афроамериканцев и тех, кто влюблен в зиму».

Все начали говорить. Люди, как голодные куску хлеба, радовались тому, что могли говорить и делиться свой точкой зрения. Гул голосов нарастал.

Ангел тихонько прошептал: «Рисуйте портреты. Вы же кого-то любили, там на земле?» Гул тут же стих. Ангел глубоко вздохнул и закрылся крылами. Уже оттуда из укрытия донеслось: «Раз никого не любили, рисуйте себя. Свои портреты».

Время, казалось, застыло. Хотя все уже привыкли к вечности, но сейчас она изменилась. То ли от того, что Ангел скрыл свой лик, то ли от того, что многим захотелось плакать.

Многие стали делать первые неумелые осторожные мазки. Кто-то бережно взял карандаш. Первой тронула прозрачную струну молчания все та же Женщина: «Это невозможно. Я не могу нарисовать свой портрет. Всегда есть неопределенность. Ведь даже белизна первого снега для разных людей может быть неодинакова».

Женщина тотчас исчезла. Ангел снова улыбался. А на земле все громче звучало: «Христос Воскресе!»

В комнате оставалось все меньше и меньше людей. Они уходили один за другим. А грустный юноша все сидел и сидел над своим листом, упрямо качая головой. Он не решался разрушить чистоту листа. «Уважаемый, – обратился он к Ангелу, – «неужели??»

Юноша запнулся. «Неужели человек может изменить свое нутро? Ведь есть же темперамент, характер, добро и зло в конце концов. Воля или психологическая конституция. Человек ведь ограничен. Это и наука доказала. Неужели, не может быть, чтобы человек был не завершен?» Лицо юноши постепенно светлело. «Или есть кто-то на самой глубине, кто разорвет эту предопределенность… кто-то Кто разорвет…» Юноша исчез и последних его слов уже было не расслышать.

Ангел все так же улыбался.

В соседней комнате лопались зеркала.

Перекресток. И стоишь на нем, не зная куда повернуть и что выбрать. Проносятся машины, люди, звуковые волны, клубы пара. Стоишь и смотришь на удаляющихся и приближающихся. Одна только мысль – они идут, кто-то спотыкается и падает, кто-то летит, не касаясь земли. И зависть, и сочувствие, и сожаление, и тихая грусть. Все намешано.

Человеку несвойственно стоять, человек призван к действию. Даже если это действие незаметно. А от бездействия вырастают всякие неприятные штуки, первая из которых зависть. Завидуют тем, кто идет, кто, хоть шатаясь, но двигается. Начинаем искать изъяны, критиковать, видеть недостатки, словом, все что угодно, только бы не видеть, что сами стоим. Что не выбираем. Что перекресток стал для нас домом и спасительным кустом от движения жизни. И что светофор перемигал всеми цветами радуги, но все мимо. Мимо цели. А начинаешь приставать с вопросами. Куда идти? Что делать? Молчание. Долгое и тягостное.