Такие разные мечты - страница 2

Бабушка отошла от зеркала, но больше не шагала вперед-назад. Ни по коридору, ни где-либо еще в доме. Желания нет, поняла она. Хорошо это или плохо, бабушка не знала. Желание, желание… Очередное не-желание. «Неужто, и правда, конец мой близок?» – посетила ее внезапно мысль, от которой ей не стало плохо. По крайней мере, ей не стало хуже, чем было.

Бабушка прошла по коридору, в другой его конец, и свернула налево. Подошла к очередной двери и, не колеблясь, не задумываясь, толкнула ее от себя: та стояла слегка приоткрытой и сквозняк, словно ребенок, баловался с ней.

– Битый час, – шепнула бабушка в темноту, которая в следующую секунду рассеялась перед ней, словно облако пыли.

Оказавшись в гостиной собственного дома, она слегка растерялась, не знала, куда идти, что делать. Бабушке показалось, что ее словно ударили по голове с размаха чем-то большим. Не обязательно тяжелым – но точно большим. Обойдя помещение по кругу, сначала в одну сторону, затем в другую, по часовой стрелке, затем против, будто старая болонка, сорвавшаяся с поводка и затерявшаяся на поляне в лесу, она наконец встала перед единственным здесь окном. Плотные, непонятного цвета занавески на нем почти полностью преграждали путь царствованию света, творившемуся сейчас снаружи. Все вернулось к ней в одночасье. Кто-то опять, словно ударил ее по голове…

Такой она всегда была женщиной – назвать ее красоткой язык бы ни у кого не повернулся. Скорее, была она чудачкой. И по поведению, и внешне тоже. Но такой скромной чудачкой, если можно так сказать – без излишеств. Невысокого роста, с телом, как у мальчишки, волосами кудрявыми и недлинными, восхитительного, золотистого цвета. Словно херувим с картины. Так она сама про себя всегда и думала. Вот увидела херувима как-то по юности на картине в музее – и стала так думать. Что это был за музей, она, конечно не помнит. Да и херувим давно позабылся.

В те далекие от сегодня годы она любила подтаявшее сливочное мороженое и платья свободного кроя с цветочным узором. Сандалии на босу ногу и газеты. Правда, никогда их толком не читала – ей просто нравилось покупать их и носить сложенными в руке или под мышкой. Очень важно! Шуршать бумажкой? – Да! Ей нравились следы черной краски на ее белой коже. Еще ей нравились долгие прогулки по городку, в котором она родилась, выросла и жила все годы своей жизни, и конечно… шляпки.

В тот день погода была замечательной – похоже, такой же замечательной, как и сегодня, в день нашего рассказа. Ярко светило солнце, которое грело, но пока что еще не жарило. Небо было высоким, голубым. Наверное, точно таким оно было, когда Бог решил создать Землю. «Интересно, – подумала она, остановившись на мгновение посреди улицы и посмотрев наверх, – а каким было небо, когда Он решил создать человека?»

Путь ее в тот день много лет назад пролегал бог знает где. Действительно, порой сам Бог не мог предугадать, куда пойдет и чем займется эта чудачка. Выйдя из дома, она направилась в парк. Там она гуляла по гравиевым дорожкам и песчаным тропинкам, местами размытым грозовым дождем, прошедшим накануне, наблюдала за толстыми коричневыми утками на пруду и боялась стать такой же толстой с годами. Потом она внезапно вскочила в автобус, ехавший в сторону центра. Она почему-то сошла на остановке «Городское кладбище» и среди надгробий гуляла еще примерно три четверти часа. Она довольно часто так делает – в смысле, гуляет где-то по три четверти часа. Словно полчаса, это мало, а час, это уже очень много. Здесь она читала даты рождений и смерти – но избегала имен. Нет, имена, по ее мнению, знать не стоит. И не только на кладбищах, но и вообще, в жизни! Примерно в полдень она оказалась в центре города. Но тут и Бог не сможет рассказать нам, как именно это случилось, а потому я даже пытаться не буду. Съев одно сливочное мороженое, продемонстрировав любимым улицам новенькое «мятное» платье с желтыми и белыми цветами, решила, что первое мороженое было недостаточно подтаявшим, когда она его ела, а потому вернулась, купила и съела еще одно – выждав, естественно, какое-то время на солнце.