Такое долгое странствие - страница 50



– Этот идиот-собачник может болтать все что угодно, – сказал Густад. – А где сейчас Дариуш?

– Думаю, еще играет во дворе. – Дильнаваз обмахивалась газетой. – Вот наказание – столько мух!

– А все из-за этой мерзкой стены, – откликнулся Густад. – Вот стемнеет, еще и москиты налетят. Я сегодня видел их целые тучи.

Когда к обеду вернулся Дариуш, Густад потребовал рассказать в точности, что произошло.

– Ничего, – возмущенно ответил мальчик. – Иногда я разговариваю с Жасмин, если она бывает во дворе вместе с моими друзьями. Я со всеми разговариваю.

– Послушай. Ее отец чокнутый. Так что держись от нее подальше. Если она в компании твоих друзей, не подходи к ним.

– Это нечестно, – запротестовал Дариуш. Однако правда состояла в том, что Жасмин была единственной причиной, по которой он в последнее время так часто встречался с друзьями. Он таял от взгляда ее бархатистых карих глаз, никогда прежде ему не доводилось испытывать такого приятного чувства.

– Честно или нечестно, мне все равно. Я не хочу, чтобы собачник снова пожаловался. Дискуссия окончена. Давайте обедать.

Но обед стал настоящим испытанием: мухи жужжали и роились над едой, москиты пикировали на стол со всех сторон. Рошан вздрагивала каждый раз, когда насекомое садилось в ее тарелку, между тем как Дариуш тренировал сноровку, пытаясь ловить их на лету.

– Надо плотно закрыть все окна, – сказал Густад, – и мы перебьем всех, которые останутся внутри.

Однако очень скоро все вспотели в духоте закрытого помещения, и окна пришлось снова открыть.

Кое-как они все же покончили с обедом.

– Люди мочатся на стену, как будто это уборная в их собственном доме, – сказал Густад, хлопнув себя по шее и отбросив убитого москита. В аптечном отделении буфета он нашел маленький, наполовину использованный тюбик «Одомоса». – Надо завтра купить новый. Производители «Одомоса» только жиреют на этих москитах, вот и все.

Они поровну разделили оставшуюся в тюбике мазь, чтобы как-то пережить вечер.

Глава шестая

I

Каждый день, возвращаясь с работы домой, Густад с надеждой спрашивал, нет ли письма от Джимми. Но прошло уже две недели, а от майора не было ни слова насчет той помощи, о которой он просил. Однажды вечером Рошан, услышав, что его ключ поворачивается в замке, бросилась к двери.

– Папа, ты можешь мне дать рупию? Это для школы. Мать Клодиана на собрании сказала, что завтра – последний день, когда можно поучаствовать в лотерее, а там приз – красивая импортная кукла, из Италии, ростом с меня, в длинном свадебном платье и с голубыми глазами. – Она замолчала, только чтобы перевести дух.

Густад притянул дочку к себе и обнял.

– Мой сладкий маленький bakulyoo![110] Что ж ты так разволновалась? Этак ты скоро станешь разговаривать как Хромой Темул – быстробыстробыстро.

– Так ты дашь мне рупию?

– Вечная проблема с этими монастырскими школами. Деньги, все время деньги, деньги для матери-настоятельницы с ее широким задом.

– Ш-ш-ш-ш, – шикнула на него Дильнаваз, – не при ней!

Рошан захихикала.

– А мать Клодиана объяснила, чтó она собирается делать с лотерейными деньгами?

– Да, – ответила Рошан. – Она сказала, что половина пойдет на новое школьное здание, а половина – на помощь беженцам.

– А ты знаешь, кто такие «беженцы»?

– Мать Клодиана нам объяснила. Это люди, которые убежали из Восточного Пакистана и прибежали в Индию, потому что люди из Западного Пакистана убивают их и сжигают их дома.