– Поедешь, представишься, скажешь, что работаешь вместо Максима Максимовича. Если будет спрашивать почему, ответишь, что он получил расчет. Если будет сердиться, ответишь, что твое дело – лишь с честью выполнить полученный приказ. Запомнишь?
– Пожалуй, лучше записать.
– Ну, запиши. И вот еще что! Всегда улыбайся. Видел, как в фильмах улыбаются американцы? Улыбка должна быть широкой, а у тебя она какая-то… не поймешь какая.
– Как это?
– Как, как? Покак! Ну, будто ты говоришь чи-и-и-з. Понял?
– Чи-и-и-з. Я запишу.
– Запиши.
– Что за слово такое? Кто его придумал?
– Какая тебе разница? Это слово означает сыр по-английски, понял?
– Ага! А можно я буду говорить сы-ы-ы-р?
– Делай, как знаешь. Только улыбайся.
– Сы-ы-ы-р. Нормально, да? Сы-ы-ы-р.
– Ты слово-то про себя говори. Что ты орешь-то?
– Сы-ы-ы-р, – шепотом сказал Кофейников.
– Ты вообще молчи. Что ты шипишь, как змей?!
Кофейников постарался перейти к полному безмолвию, однако буква «с» все же предательски проскользнула между зубами.
Директор посмотрел на его гримасу.
– Ладно, ты потренируйся перед зеркалом.
– Сы-ы-ы-р. Сы-ы-ы-р. Клево!
– Ладно, все! Езжай! Я ее предупрежу.
Кофейников, покачиваясь, как баркас, загребающий бортами воду, вышел.
Директор встал, выглянул в приемную.
– Ушел? – спросил он секретаршу.
– Куда вы его?
– Вместо Максима.
– Вместо Максима Максимовича? К этой мадам?
– Что?! Что такое?! Что тебя не устраивает?!
– Ну, не знаю. Вам виднее.
– Вот именно, – сказал директор. – Слушай, скажи, чего он руки так держит?
– Согнутыми? Привычка такая. Это – чтобы бицепс не растягивался. Так он сказал.
Директор пожал плечами и вернулся в кабинет. Через десять минут прибыл Максим. А еще через полчаса Максим получил расчет и почувствовал себя свободным и одиноким, сродни пятнистым или полосатым хищникам семейства кошачьих. Он распрощался с агентством и, мягко прыгая через лужи, направился к своему логову.
Между тем беспокойное утро директора еще не закончилось. Только он, держа руки в карманах, занял место у окна, как явился Эдуард Александрович, муж Киры.
Директор с видом человека, твердо знающего свою работу, сообщил, что у Киры будет другой телохранитель, согласно договоренности. Эдуард терпеливо выслушал его, думая о чем-то своем.
– Максим Максимович, – начал он и сделал паузу, подбирая слова, – он ведь не простой человек.
Директор посмотрел на него, стараясь понять, куда он клонит.
– Я вначале даже подумал, – продолжал Эдуард, – может, он из наших?
– То есть?
– Ну, из тех, кто обтесывает камень.
– По-моему, он свой камень уже обтесал.
– Вы так полагаете? – сверкнул очками Эдуард. – Вот и я подумал: не похож он на новичка, на неофита. Сдержан. А? Проницателен. Бескорыстен. Прибавьте знание и волю, да еще отсутствие эгоизма. Редкое в наши дни качество. Что получается?
– Что?
– Портрет посвященного высокого градуса.
– Не знаю, – сказал директор. – Я в этом плохо разбираюсь. Опыта маловато. Знаю, что он профессионал. И это меня устраивало, – директор взглянул на Эдуарда. – Зачем же вы от него оказались?
– Да в сердцах брякнул, не подумав. Целый день крутишься. Встречаешься со всякими… К вам это, конечно, не относится. Жизнь ведь такая штука! Есть способ никогда не ошибаться: это – рассчитывать на человеческое свинство! Мысль потом пришла. Я подумал: стоп, кажется, здесь другой случай. Пораскинул мозгами, что если не все так просто? Как он вообще-то? Не обиделся?
